Бог любит Одессу

— В Аркадии я был, — сказал Олесь и перевел стрелки на другую тему, — у нас кончилось горючее, я, пожалуй, схожу в вагон-ресторан.

— Прекрасная идея, — сказал Савелий, — а мы как раз сбросим вам наши гривны, чтобы не увозить их завтра в Россию.

И все, кроме Олеся, стали выворачивать карманы и заглядывать в ко­шельки.

После того как третья бутылка была принесена и выпита, возник спор о том, что такое Одесса.

— Знаете, — сказал Олесь, — мне кажется, что в любом сообществе под влиянием многих факторов начинает доминировать некая центральная идея. Она объединяет это сообщество и отделяет его от других.

— На это трудно возразить, — сказал Павел Алексеевич, — просто такие факторы сложно выявить, чтобы видеть, что именно воздействует на то или иное человеческое сообщество, куда это сообщество идет и придет в буду­щем. И какие факторы, на ваш взгляд, молодой человек, сформировали идею Одессы?

— Очень простые. Когда-то Одессе было предоставлено исключительное положение. И фактор собственной исключительности с той поры пронизывает все сферы жизни и все социальные слои.

— Плюс фактор контрабанды, — поддержал Олеся Савелий. — Ведь товары после таможни становятся дороже везде, но не в Одессе.

— Ну да, — продолжил Олесь. — Отсюда небывалый рост состояния тех, кто на этом зарабатывал, а также всех, кто кормился вокруг тех, кто зарабатывал, и даже тех, кто паразитировал на тех, кто имел незаконно зара­ботанное.

— Во-во, — сказал заплетающимся языком Борис, он выпил больше дру­гих, поскольку начал пить еще с Дерибаном. — Отсюда особое положение бандитов в Одессе. Они вроде как и не бандиты, а лишь те, кто просит поде­литься незаконно заработанным.

— И в таком обществе, — торжественно произнес Савелий, — все начи­нает подчинятся этой идее. Это как общий поток, а те, кто не подчиняется, начинают испытывать давление этого сообщества.

— Совершенно верно, это как плыть или пытаться плыть против тече­ния, — произнес Олесь, и у него заныли ободранные напором днестров­ской воды бедра и голени, — да-да, и если вообще идешь против течения, ты сначала лишаешься сил, а потом тебя либо ломает, либо уносит общим потоком.

— Друзья, — сказал Павел Алексеевич, который был старше всех в купе и чувствовал себя неким гуру, — мне почему-то кажется, что мы все тем или иным боком не вписались в некую одесскую доминанту.

— Почему? — удивился Борис.

— Потому что мы с вами обсуждаем то, что коренные одесситы никогда не обсуждают, а принимают как данность.

— Разумеется, ведь вы даже теперь произносите слово Одесса так, как произносят его в России. То есть, с твердым «е», почти «э». А это, как говорят в той же Одессе, две большие разницы, — сказал Савелий.

— Да какая разница, кто как что произносит, — возразил Борис, — важна с-суть.

— А вот сейчас мы эту суть сформулируем, — сказал Павел Алексеевич.

— Как? — спросил Борис и так резко качнулся, что чуть не упал на сидя­щего рядом Савелия.

— Весьма просто, — ответил Павел Алексеевич. — Жри сам и давай жрать другим.

— Фу, как не интеллигентно. Может, сказать проще: живи сам и давай жить другим? — поправил его Борис.

— Нет-нет, все гораздо тоньше, — сказал Савелий, картавя. — Давай жрать другим, чтобы тебя не сожрали, а потом уже жри сам. Это знаменитый еврейский принцип, который позволил им не только выжить в чужой, фак­тически русской среде, но и заразил всех прочих. А звучит он так: это Леве, это Боре, это Шиме, а это мне. В нем глубокий смысл. Прежде чем откушать самому, посмотри вокруг, сыто ли твое окружение. И ты избавишь себя от многих неприятностей.

Уснули часам к двенадцати. Все понимали, что выспаться им не удаст­ся, но все это было ерундой по сравнению с тем, что могло их ожидать в Одессе.

Крепким сном спал Олесь. Он выполнил поставленную руководством задачу и успешно ушел после завершения «диверсии».

Спал Савелий, который в день похищения материалов сумел утром неза­метно сбегать на почту, за бешеные деньги ксерокопировать материалы и отправить их в Москву.

В пьяном полусне метался на своей полке Борис.

Он не был огорчен тем, что произошло с ним в Одессе. Все сложилось как нельзя лучше, воровской телеграф доведет информацию о похищении камней до Карлаги, и тому ничего не останется, как снять претензии с Бориса.

Пройдет несколько лет, многих левобережных уже не будет в живых, поскольку век бандитов короток. Борис найдет способ продать заначенную часть той партии изумрудов, которые по своим параметрам не уступают при­родным.

И только Павел Алексеевич не спал.

В споре он участвовал формально, чтобы поддержать беседу попутчиков.

Он мог аргументированно разбить все доводы попутчиков относительно идей, на которых якобы стоит Одесса.

Идеи, о которых говорили Олесь и Савелий, лежат на поверхности.