Бог, который исчез, или Made in ∞

Самаилу было скучно. То забавное приключение в Эдеме надолго скрасило его существование, но по взаимной договоренности с Яхве он не вмешивался в дела людей после их ухода. И тоже вернулся в вечный мир. Но это решение для него оказалось неожиданно болезненным. Он не хотел себе признаваться, но ему было не просто скучно, а, выражаясь более точно, он по кому-то очень скучал. И этот кто-то был смертной женщиной по имени Ева. Многоопытный, бессмертный и всесильный бог уговаривал себя, что это глупо, но ничто не помогало. Мыслями вновь и вновь он возвращался к прекрасной, наивной, но решительной дикарке. Он объяснял себе, что надо просто подождать, и она в соответствии с придуманными Саваофом законами состарится, и ему уже не захочется на нее смотреть. Но эта перспектива вместо того, чтобы радовать, его только огорчала и обостряла желание увидеть Еву.

Вообще-то боги знали, что такое старение. Хоть и редко, но у них рождались дети, которые росли и менялись. Они и сами по желанию могли состарить самих себя, седея, лысея и покрываясь морщинами. Или, наоборот, омолодить. Но в какой-то момент происходил сбой, и процесс начинал идти в обратном направлении. Поэтому почти все они выглядели молодыми приблизительно одного возраста. Боги – как мужчины около сорока, а богини – как женщины в районе двадцати пяти. У некоторых время от времени возникало желание изменить возраст их внешней сущности, и тогда женщины, как правило, становились моложе, а мужчины старше. Но это отражалось только на их физических данных, которые менялись в соответствии с возрастом, а вечный опыт оставался тем же. Надолго оставаться старше или моложе никто не любил. Чаще этим увлекались богини, стараясь соблазнить понравившихся им мужчин, но те, хотя и подыгрывали им, но недолго. Им вскоре снова становилось скучно. Конечно, многоопытная Эрота была дивно соблазнительной в облике шестнадцатилетней девушки, но облик оставался только обликом. И как бы богиня ни пыталась, она, давно забывшая, кто был ее первый мужчина, не могла достаточно натурально изобразить возбуждающе-трогательный процесс расставания с невинностью. У нее не хватало фантазии. Поэтому, когда боги встречали кого-то из своих чересчур старым, или молодым, то втихомолку ему сочувствовали, полагая, что у него трудности неразделенной любви, и тот от отчаяния, чтобы как-то привлечь внимание, рискнул изменить внешность.

…Пытаясь развеяться, Самаил решил навестить Яхве. Черное озеро его планеты, отражая звезды, сливалось с небом. А черные базальтовые скалы мрачной стражей выстроились за спиной бога, как бы пытаясь столкнуть его в воду, и тот в который раз с удивлением подумал, как странно, что в таком месте, всего более напоминающем о вечности, мог жить ненавидящий эту вечность его друг.

Но Яхве здесь не было.

Самаил бросил кусок базальта в озеро, и оттуда, как всегда, высунулась и погрозила кулаком чешуйчатая лапа гидры. А потом появилась и голова, но, увидев, что это кто-то чужой, брезгливо сплюнула и нырнула обратно. Самаил засмеялся. В этом приюте вечности у Яхве точно был вечный и верный друг.

Самаил воспользовался оком всевидения. Он не хотел нарушать договор и подглядывать, и настроился только на интересующих его личностях. Он увидел трех людей, двух больших и одного маленького, а потом и своего приятеля Яхве, но с ним был и еще один человек. Лилит, сообразил бог. «А как же условие о невмешательстве в людские дела?» – с укоризной подумал Самаил. Но решив, что ему нет никого дела до друга, не соблюдавшего им же придуманную договоренность, тоже перенесся на созданную Яхве планету.

Ева, тихонько напевая, сидела на берегу и чистила пойманную рыбу. Невдалеке возился с сетью вихрастый, мосластый мальчуган, как две капли воды похожий на Адама. Скрытый кустом ивы, бог наблюдал за женщиной. Как же она хороша, подумал он. Ева, конечно, изменилась за те годы, которые он ее не видел. И, сама этого не подозревая, бросая вызов богиням вечного мира, превратилась в олицетворение женственности, хотя в ее глазах временами вспыхивала суровая искра, напоминавшая Самаилу взгляд Артемиды, которая женской компании предпочитала схватки с богами-мужчинами и обожала всякое оружие. А вот руки Евы даже издали выглядели сбитыми и натруженными физическим трудом. Но, как ни странно, Самаила, привыкшего к ухоженным пальчикам обитательниц вечного мира, это не смущало. Более того, он поймал себя на нехарактерном для него чувстве умиления. Как же царица Эдема натрудила ручки! А еще, подглядывая за Евой, Самаил понял одну вещь. Он уже не сомневался, что, пока живы его чувства, несмотря ни на какие соглашения с Яхве, он эту женщину не оставит. Конечно, ему и в голову не приходило забрать ее в вечный мир. Это было бы слишком экстравагантным поступком и предательством по отношению к Яхве и его планам. Но теперь Самаил уже не собирался надолго (по человеческим меркам) выпадать из жизни Евы.