Чтобы, значит, без лишних иллюзий и надежд, но и не запугивая прежде времени. Бедную женщину понять-то несложно – ее мужа и троих взрослых сыновей в разгар полевых работ загребли в солдаты. С другой стороны, пусть спасибо скажет, что младшего – четырнадцатилетнего подростка – оставили в отчем доме, на хозяйстве. Хоть какие, а руки мужские и рабочие.
– Пропадет все! По миру пойдем! Помрем ведь! – рыдала селянка.
– Не шуми, мать. Ты ж понимать должна – загребут по-любому: не под княжьи знамена, так под императорские… Тьфу ты! Под чаровницкие, эсмондские. Кончились тихие времена. Это я тебе, Расмас Тин, говорю.
Отчаявшись дождаться от Атэлмара Восьмого решительных действий, Эсмонд-Круг во главе с Херевардом низложил Императора, провозгласив Синтаф Святой Теократией. Вот какие дела на свете творятся!
– Эсмонды соберутся с силами и по нам ка-ак вдарят…
– Ой-ой-ой! – выла янамарка, размазывая по щекам грязь и слезы.
– Точно тебе говорю. Думаешь, кто-то оставит тебе мужиков? Не надейся! – Служивый недовольно оглядел неровный строй растерянных новобранцев, окруженных со всех сторон вооруженными солдатами из вербовочного взвода: – Чего ждем? Шагом марш в лагерь!
Его стараниями в деревне Синицы остались только женщины и дети, которым ох как трудно будет вырастить и собрать урожай без мужчин.
Впрочем… сержант Расмас Тин очень сильно сомневался, что эти веселые зеленые поля, которые так радуют глаз любого крестьянина, сохранятся в неприкосновенности, когда по ним пройдется имперская пехота. Что не вытопчут, то сгорит…
– Как же нам жить теперь? – робко спросила другая женщина, совсем еще юная, но замужняя.
– У янамарского владетеля спроси, кралечка, – рассмеялся сержант, ему приятно было поболтать с миловидной бабенкой. – Я – человек подневольный, мне что командир сказал, то я и делаю – сгоняю мужичье в лагерь учиться с мушкетами обращаться. Пока время есть.
– Какое еще время?
Молодуха попалась любопытная. Стояла и глазела на топающих мимо солдат, накручивая на пальцы бахрому платка. Глупенькая совсем.
– Небольшое, кралечка. Бум верить, его аккурат хватит, чтобы твой благоверный научился ружье заряжать.
«А не научится, так ему же хуже», – подумал сержант.
– А чего тогда будет?
– Так известно что. Эсмонд-Круг с князем Эском начнут большую драку. Войной называется.
И, видно, впечатлительная шибко попалась молодуха, заплакала, жалея и себя, и недобрую свекровь, и вредных золовок. Потому что война…
А сержант-вербовщик лихо откозырял хлюпающим носами женщинам и попылил вслед за своими подчиненными. Этих новобранцев еще устеречь надобно, чтобы не разбежались. К тому же гроза, кажись, собирается, вот ласточки как низко летают…
Казалось бы, столица всего в каких-то трех днях езды верхом, но Янамари всегда была и оставалась глухой провинцией, а ее обитатели – сиволапой деревенщиной. Тут до сих пор и в будни, и по праздникам крестьяне носят народные костюмы, здесь девушек по-прежнему выдают замуж в четырнадцать и по весне прикапывают на краю поля непристойные фигурки – как символ грядущего плодородия земли. И хотя любовно выточенные из дерева символы мужественности почти никогда крестьян не подводили, а все равно с каждым годом графство беднело. Изобилие плодов земных, к величайшему сожалению, снижало их стоимость на рынке. И столь любимые молодым графом Рамманом технические новинки только усугубляли плачевное положение дел. Спору нет, большие хозяйства, где не чурались прогресса, не только выжили, но и разбогатели, а вот маленькие – одно за другим хирели и разорялись. А между тем арендная плата на землю росла, усугубляя положение селян, целыми семьями шедших по миру. Рамман не единожды пытался привлечь внимание крупных землевладельцев к этому угрожающему факту, но тщетно. Юношу никто не слушал. За это можно смело сказать «спасибо» императорскому наместнику – лорду Кутберту, управлявшему Янамари до совершеннолетия наследника. Свое дело он знал, мздоимством не отличался, но самого Раммана ни во что не ставил, почитая избалованным ребенком-неумехой. И к тому моменту, как молодой граф получил наконец-таки земли предков во владение, авторитет его находился на самом нижайшем уровне. За глаза Раммана называли либо «нашей деткой», либо «змеенышем», в зависимости от симпатий-антипатий, испытываемых к его матери – шуриа. Поначалу. Но потом, когда юношу взял под крылышко Аластар Эск, отношение к молодому графу изменилось. Покровительство диллайнского князя – вещь обоюдоострая. Кто-то начал замечать за наследником Янамари как подлинные, так и выдуманные достоинства, а кто-то стал плеваться от одного только звука его имени. Однако же чему действительно научил Раммана его кровный, но непризнанный отец, так это истинно диллайнскому искусству – по пути к большой цели не обращать внимания на досадные мелочи вроде злых языков.