Так бывает. Стоит перед тобой ребеночек самого что ни на есть нежного возраста. Щечки румяные, круглые, пухлость в руках и ногах еще какая-то младенческая, но из глаз – золотисто-медовых и ясных – глядит на тебя вечный непримиримый враг. Нет! Не так! А вот как – ВРАГ! И сами по себе пальцы сжимаются в кулаки, а ногти вонзаются в ладони. И хочется ударить, а еще лучше – одним движением свернуть тоненькую шейку, загодя избавив и себя, и остальных от беды. И никто не знает об этом, кроме тебя, и не узнает, пока не сбудется мгновенное прозрение. А оно сбудется! Обязательно, непременно, необратимо. Словно тугая пружина свернута в детском тельце, и только отсвет ее стали на дне диллайнских ярких глаз. Жаль, тогда не хватило знаний, чтобы навсегда обратить маленького Эска в Веру, да, если честно, не до птенчика в то время было Эсмонд-Кругу, совсем не до него. Годы Великого Раздора, гражданская война и череда покушений на императора притупили Херевардову бдительность. Теперь остается лишь локти кусать о тех временах…
Пять годиков всего маленькому Аластарчику, кроха совсем. Мамки-няньки души в птенчике не чают. Как же! Чистейшей крови княжич, первенец, наследник древнейшего рода!
Нас-с-следничек! Прежде всего, своего деда – своевольного, вероломного и непокоренного Арайна Эска, который при всех публично отказался от Предвечного, плюнул на алтарь и проклял нового бога именем Меллинтан.
Прилюдно и открыто харкнул, словно какой-нибудь портовый грузчик, а не уважаемый жрец. А потом еще и ругнулся самыми грязными словами. Но не смогли ничего сделать оплеванные адепты Предвечного великому волшебнику диллайн, не брали его разящие молнии и прочая смертоубийственная магия. То унижение Херевард помнил всегда и злость затаил на всех Эсков смертельную, хотя никогда не признавался в этом постыдном для высшего эсмонда чувстве.
Так что, можно сказать, ненависть к Аластару Эску пронесена Херевардом Оро через столетия в незамутненном виде – золотисто-коричневая, сладкая, приторная и прозрачная, как гречишный мед. И месть оказалась почти целительна, она как бальзам пролилась на старую гноящуюся рану в душе Хереварда.
Мальчишка Аластар подвернулся под руку так… вовремя. Оказался он жестоким гордецом, мнящим о себе столь высоко, что, наверное, у половины его знакомцев нога сама тянулась подставить подножку. Просто так! Чтобы этот породистый нос хоть разок соприкоснулся с землей. О, как приятно было сломать его волю тогда, в первый раз – принудить, скрутить и заставить сделать то, что угодно Эсмонд-Кругу, превратить в племенное животное. А потом двести лет наблюдать за тлеющим огоньком в глубине ненавистных, унаследованных от Арайна, глаз. Отомстить внуку врага тоже очень приятно.
Каждый раз, тонко, почти изысканно унизив Аластара, Херевард хотел издать боевой клич и крикнуть: «Слышишь, Арайн, я вытираю ноги об твою кровь и плоть! Я все-таки сильнее! И твоя… богиня ничего мне сделать не может».
А она и не стала ничего делать, она просто не давала никому вмешаться в поединок между Херевардом и Аластаром в Тонком мире. Она не оставила в беде птенчика Арайновского, как помешала вонзить когти в спину ролфийской волчицы тогда, четыре года назад в Локэрни.
От этих воспоминаний у эсмонда сразу же начинало болеть в груди, там, куда пришелся удар стальных когтей Огненной Совы. Даже шрам остался, но не на коже, а прямо на сердце. И он болел все время, пока длился безумный бой с Аластаром, и потом, пока Херевард приходил в себя и выздоравливал. Конечно, Предвечный помог своему верному предстоятелю, влив в жилы Силу. Но стоило только вернуться из небытия в мир сущий, как тот не замедлил напомнить Благословенному Святому, что он отнюдь не всесилен. Существует еще Атэлмар Восьмой и ленивое стадо его лизоблюдов, полный курятник визгливых аннис, упертые военачальники, разобиженные на весь мир, наглые воры-казначеи и остальные безмозглые полукровки всех мастей.
А тут Аластар Эск возьми и объяви об отделении восьми северных графств и запрете веры в Предвечного. Бац! Получите Княжество Файрист, милейшие эсмонды! Пшел вон, Предвечный!
Ох, что тут началось… А что началось? Ничего особенного. Его императорское величество что-то там обиженно блеяло, нервно топало ножкой и требовало навести порядок. Сейчас! Немедленно! Оно брызгало слюной и фыркало, оно выпячивало подбородок и надувало губу. Оно, вишь ли, приказывало Благословенному Святому.
А Херевард Оро слушал и думал: «А почему, собственно? Почему Эсмонд-Круг всегда оставался в тени, хотя все ниточки были в их руках? Ну почему? Ради чего мы должны прикидываться, будто безропотно исполняем приказы этого ничтожества – карманного императора уже не существующей Империи Синтаф?»
И не нашел ни единой весомой причины, чтобы продолжать и без того затянувшееся лицедейство.