Она пристально поглядела на него, отметив — с какой же напряженностью он ее созерцает! — и голодная пустота его взгляда наполнила ее печалью.
— Владыка, почему Ты МНЕ рассказываешь свои секреты?
— Сам я не решился бы просить тебя стать невестой Бога.
Ее глаза широко и потрясенно раскрылись.
— Не отвечай, — сказал он.
Едва двинув головой, она окинула взглядом всю скрытую тенями длину его тела.
— Не ищи тех частей меня, которых больше не существует, — сказал он. — Некоторые формы физической близости для меня уже недоступны.
Она опять внимательно посмотрела на его утопленное в чужеродной плоти лицо, заметила, как розова кожа его щек, и насколько же впечатляюще ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ оно кажется в этом чужеродном обрамлении.
— Если ты захочешь иметь детей, — сказал он, — я буду просить лишь, чтобы ты позволила мне самому выбрать их отца. Я еще ни о чем тебя не попросил.
Голос ее был еле слышен.
— Владыка, я не знаю, что…
— Скоро я вернусь в Твердыню, — сказал Лито. — Ты отправишься туда со мной, и мы поговорим. Там я расскажу тебе о том, что я предотвращаю.
— Я напугана, Владыка, напугана больше, чем когда-либо думала, что смогу быть напугана.
— Не бойся меня. Я не могу быть иначе как нежным с моей Хви. Что до прочих опасностей, мои Рыбословши заслонят тебя от них своими телами. Они не осмелятся допустить, чтобы у тебя хоть волос с головы упал!
Хви, поднявшись на ноги, вся дрожала.
Лито увидел, как глубоко подействовали на нее его слова, от этого ему стало больно. В глазах Хви блестели слезы. Она крепко стиснула руки, чтобы унять их дрожь. Он знал, что она по своей воле последует в Твердыню. Неважно, о чем он попросит, ее ответ будет таким же, как ответ Рыбословш:
— Да, Владыка.
И Лито вдруг понял, что если бы она могла обменяться с ним местами, принять на себя его ношу, то она бы это предложила. То, что она не могла это сделать, делало ее боль еще горше. Ее высокая разумность происходила от проникновенной чуткости, и без гедонистических слабостей Молки. Она была устрашающа в своем совершенстве. Все в ней снова и снова убеждало в том, что она — именно тот тип женщины, которую, если бы ему удалось превратиться в нормального мужчину, он пожелал бы (НЕТ! ПОТРЕБОВАЛ БЫ!) себе в супруги.
И икшианцы это знали.
— Теперь оставь меня, — прошептал он.
Мои Рыбословши сообщили, что ты сразу же после Сиайнока отправился в Твердыню, — сказал Лито.
Он обвиняюще поглядел на Айдахо, стоявшею радом с тем местом, где час назад сидела Хви. Так мало прошло времени, а у Лито было чувство, будто между этими двумя событиями пустота столетий.
— Мне нужно было время подумать, — ответил Айдахо. Он поглядел на затемненную яму, где покоилась тележка Лито.
— И поговорить с Сионой?
— Да, — Айдахо поднял свой взор на лицо Лито.
— Но ты искал Монео, — сказал Лито.
— Тебе что, докладывают о каждом моем шаге? — осведомился Айдахо.
— Не о каждом.
— Порой человеку нужно побыть одному.
— Разумеется. Но не обвиняй Рыбословш за то, что они заботятся о тебе.
— Сиона сказала, ей предстоит испытание!
— Вот почему ты искал Монео!
— Что это за испытание?
— Монео знает. Я предположил, что именно поэтому ты и хотел с ним повидаться.
— Ты ничего не предполагаешь! Ты ЗНАЕШЬ!
— Сиайнок выбил тебя из колеи, Данкан. Я сожалею.
— Да имеешь ли ты хоть какое-нибудь понятие, на что это для меня похоже… быть здесь?
— Жребий гхолы нелегок, — сказал Лито. — Некоторые жизни труднее других.
— Мне не нужно никакой философии для малолетних!
— Чего же тебе надо, Данкан?
— Мне надо кое-что знать.
— Например?
— Я не понимаю никого из окружающих тебя людей! Ничуть не смущаясь, Монео рассказывает мне, что Сиона входит в число мятежников против тебя. Его собственная дочь!
— В свое время Монео тоже был мятежником.
— Ага, понимаешь, что я имею в виду? Ты и его испытывал?
— Да.
— Ты и меня испытаешь?
— Я и сейчас тебя испытываю.
Айдахо обдал его жгучим взглядом, затем сказал:
— Я не понимаю твоего управления, твоей Империи, ничего не понимаю. Чем больше мне открывается, тем меньше я понимаю, что происходит.
— Как удачно, что ты открыл для себя дорогу к мудрости, — сказал Лито.