Бог-Император Дюны

— Самая верная примета существования аристократии — барьеры, возведенные против перемен, занавесы — железные, стальные, каменные, из любого материала — но не пропускающие новое, непохожее.

— Я знаю, что где-то должна быть граница мира, — проговорил Айдахо. — Ты ее прячешь.

— Я не прячу никаких границ. Я хочу границ! Я хочу неожиданностей!

«Сперва Данканы прут напролом, — подумал Лито. — А доперев, останавливаются перед открытой дверью».

В точном соответствии с этим предсказанием мысли Айдахо переметнулись на новую тему.

— На твоей помолвке действительно играли спектакль Лицевые Танцоры?

В Лито закипел гнев — и тут же сменился исковерканной радостью: надо же, я гневаюсь, я способен испытывать чувства такой глубины. Ему хотелось заорать на Данкана, но это бы ничего не решило.

— Лицевые Танцоры выступали, — сказал он.

— Почему?

— Я хочу, чтобы все разделяли мое счастье.

Айдахо воззрился на него так, будто только что обнаружил отвратительное насекомое в своем питье, и проговорил бесцветным голосом:

— Это самая циничная вещь, которую я когда-либо слышал от любого из Атридесов.

— Но это сказал Атридес.

— Ты умышленно стараешься заговорить мне зубы! Ты избегаешь моих вопросов.

«И этот лезет на драку». — подумал Лито. Вслух же сказал:

— Лицевые Танцоры Бене Тлейлакса — это организм-колония. Если брать по отдельности — они мулы. Таков выбор, который они сделали для себя и сами по себе.

Лито ждал, думая: «Я должен быть терпелив. Они должны открыть это самостоятельно. Если произнесу я, они не поверят. Думай, Данкан, думай!»

После долгого молчания Айдахо проговорил:

— Я дал Тебе клятву. Это важно для меня. Это и остается важным. Я не знаю, что ты делаешь или почему. Могу сказать Тебе только, мне не нравится то, что происходит. Вот Тебе! Я это сказал.

— Поэтому ты и примчался сюда из Твердыни?

— Да!

— Вернешься ли ты теперь назад, в Твердыню?

— А разве там есть другая граница?

— Очень хорошо, Данкан! Твой гнев знает даже то, чего не понимает твой разум. Хви сегодня вечером отбывает в Твердыню. Завтра я там к ней присоединюсь.

— Мне бы хотелось узнать ее получше, — сказал Айдахо.

— Ты будешь ее избегать, — сказал Лито. — Это приказ. Хви не для Тебя.

— Я всегда знал, что они были ведьмами, — проговорил Айдахо. — Твоя бабушка была одной из них.

Он повернулся на каблуках и, не спрашивая разрешения, широкими шагами покинул палату.

«До чего же он похож на маленького мальчика, — подумал Лито, наблюдая напряженную спину уходящею Айдахо. — Самый старый человек в нашем мироздании и самый юный — оба в одном теле».

Пророка не отвлекают иллюзии прошлого, настоящего и будущего. Устойчивость языка обуславливает такие линеарные определенности. Пророки владеют ключом к замку языка. Механистический образ остается для них лишь образом. Наше мироздание немеханистично. Это лишь созерцающий домысливает линейную последовательность событий. Причина и следствие? Совсем не то. Пророк произносит судьбоносные слова. Мимолетное видение того, чему «предначертано произойти». Но пророческое мгновение высвобождает нечто бесконечных знаменательности и мощи. Мироздание претерпевает призрачное смещение. Отсюда, мудрый пророк прячет реальность за мерцающими ярлыками. А это порождает убеждение, будто язык пророков двусмыслен. Слушатель не доверяет пророческому посланию. Инстинкт подсказывает, что произнесение вслух притупляет силу слов. Наилучшие пророки только подводят к занавесу и позволяют за него заглянуть.

Украденные дневники

Лито обратился к Монео самым холодным голосом, каким он когда-либо пользовался:

— Нынешний Данкан мне не повинуется.

Они были в просторной комнате, выложенной золотым камнем, на вершине южной башни Твердыни. Прошло три полных дня после возвращения Лито из Онна с Фестиваля. Открытый портал смотрел на резкий поддень Сарьера. Ветер издавал глубокий жужжащий звук, взвевая пыль и песок, заставлявшие Монео щуриться. Лито, казалось, не обращал внимания на это досадливое обстоятельство. Он смотрел на Сарьер, где воздух шевелился от жары словно живой. Плавные изгибы дюн вдали намекали на подвижность пейзажа, заметную только его глазам.