Эта последняя мысль часто затягивает меня в черную дыру моего разума, и я не могу избавиться от нее, как бы ни старался.
Я видел Николая в бойцовском клубе пару раз, в основном потому, что не мог больше
Точно так же, как я писал эти сообщения себе, а не ему.
Но вот в чем дело.
Вчера вечером я напился с Реми и, вернувшись в комнату, был не в себе. Поэтому я просмотрел хаотичный Instagram Николая, в который он выкладывает самую случайную ерунду.
Это привычка, которой я придерживаюсь в последнее время, и она помогает усмирить моих демонов. По крайней мере, на некоторое время.
Около десяти тридцати, когда я обычно ухожу в пентхаус, он выложил фотографию телевизора со сценой из вечернего сериала о тайнах убийств с хэштегами:
В этот момент мое сердце возродилось из пепла, но лишь на долю секунды, прежде чем я увидел все комментарии от мужчин и женщин, жаждущих его и предлагающих составить ему компанию. В том числе и от гребаного Саймона.
Помните ту часть, где я напился? Я плохо соображал, поэтому написал ему сообщение.
Брэндон:
Я продолжал расхаживать по комнате взад-вперед, ожидая его ответа. Мой разум, сердце и чертово тело были в полном беспорядке. Я хотел поехать в пентхаус и увидеть его.
Мне хотелось выбросить оттуда всех, кого он пригласил в наше место.
Но я бы точно попал в аварию, если бы сел за руль в таком состоянии, и, хотя мне было наплевать на свою жизнь, я бы не стал подвергать опасности жизни других людей.
Он ответил через целых две минуты, хотя прочитал сообщение сразу.
Николай:
Сердце замерло, и я остановился посреди комнаты, уставившись на сообщение так, словно это был нож, вонзившийся мне в грудь и торчащий из спины.
Может, я неправильно его понял. Он бросил меня, а я застрял в этой гребаной тюрьме, которую сам же и создал.
Брэндон:
Я уже собирался бросить телефон и предаться своему саморазрушительному хобби, но тут он завибрировал у меня в руке.
Он звонил меня.
Клянусь, я никогда не испытывал такого потрясения, как в тот момент, когда поднял трубку и поднес ее к уху.
— Какого хрена… — он резко вдохнул, и я почувствовал вибрацию его голоса у себя в ухе.
Затем я вообще перестал дышать, как будто это поможет мне лучше его слышать.
— Очевидно, что это тот гребаный номер. Какого хрена тебе от меня нужно, Брэндон? — его тон был спокоен, но в нем слышалось волнение.
Я улыбнулся и на мгновение с облегчением закрыл глаза, прислушиваясь к его дыханию и впитывая его голос. Он не забыл меня и не удалил мой номер.
— Ты никогда не называешь меня полным именем, — прошептал я. — Мне не нравится, когда ты так делаешь.
— Мне похуй, что тебе нравится. Похуй на тебя и на то, как у тебя дела. Я же сказал, что между нами, блять, все кончено, так что держись от меня подальше.
— Но я не хочу, — бросил я ему в ответ, слишком пьяный, чтобы обращать внимание на то, насколько отчаянно это прозвучало.
— Что, черт возьми, ты только что сказал?
— Я не хочу. Ты, очевидно, тоже не хочешь, иначе не разговаривал бы со мной сейчас. Ты настолько одержим мной, да?
— Мне надоело твое дерьмо.
— Лжец. Ты не можешь держаться от меня подальше, Нико, — я использовал еще одну из его фраз. — Ты знаешь, что хочешь меня. Что бы я ни делал, ты приползешь ко мне обратно.
Он повесил трубку, а я проклинал себя за слишком самоуверенный тон, когда на самом деле просто хотел услышать его голос, пусть даже сердитый и неправильный. Даже если он называл меня полным именем, это все равно был его голос, который я слишком долго не слышал.
Потом я лег в постель, представляя его сильные руки, обхватившие меня, и его грудь под моей головой.
Почему-то я думал, что он напишет мне сегодня, и был полон надежды, когда почувствовал вибрацию, но на экране высветилось не его имя.
Папа:
Давление в затылке усиливается, и я роняю швейцарский армейский нож на стол, а затем протираю глаза тыльной стороной ладони.
Не думаю, что он знает, как сильно мне нужно было это услышать. А может, и знает. Папа всегда умел улавливать атмосферу и оказывать мне поддержку в нужный момент.
Брэндон:
Папа: