«Бог» Докинза. От «Эгоистичного гена» к «Богу как иллюзии»

Как эти генетические мутации проявляются в живых организмах? На этом этапе мы должны провести различие между генами (или генотипом) и фенотипом. Генотип – это «закодированная наследуемая информация», которую содержат в себе все живые организмы. Она используется в качестве матрицы или набора инструкций для формирования и дальнейшего функционирования живого существа. Фенотип же – это внешняя, физическая сторона организма, его видимые характеристики (включая поведение), которые являются результатом взаимодействия генетической матрицы организма с окружающей средой. Докинз утверждает, что единицей отбора является ген, поскольку он оказывает фенотипическое воздействие на организм – например, на остроту когтей, метаболизм или силу мышц ног. Успешные гены – это те, которые вызывают фенотипические эффекты, способствующие их выживанию.

Докинз продвинулся на этом пути еще дальше, предложив идею «расширенного фенотипа»[157]. Он отметил, что действие генов не ограничивается физическими характеристиками индивидуального организма, а распространяется и на окружающую среду. Так, птицы-шалашники для спаривания строят сооружения из травы. При этом шалашники с особенно ярким оперением, как правило, строят менее заметные шалаши. Те же, у кого менее привлекательное оперение, компенсируют это созданием более затейливых конструкций[158]. Как отметил Самир Окаша, этот подход вызывает некоторые вопросы, особенно там, где окружение играет важную роль.

Употребление встречающихся у Докинза и других авторов фраз типа «интересы гена» имеет смысл в случаях, когда ген оказывает воздействие на организм хозяина вне зависимости от окружения. Фенотипический эффект гена можно рассматривать как «стратегию», которую он «разработал» для его передачи следующим поколениям. Однако критики отмечают, что фенотипический эффект гена сильно зависит от его окружения, в том числе и от других генов. В таких случаях это словоупотребление становится ошибочным, поскольку шансы гена на передачу находятся не в его собственных руках – они зависят от посторонних факторов[159].

Докинз внимательно относится к этим вопросам, что ясно видно из главы «Эгоистичный кооператор» книги «Расплетая радугу» (1998). Ген должен рассматриваться не изолированно сам по себе, а в контексте других генов вида, к которому он относится. Ген, перенесенный в другой «климат» или в «контекст» иных генов, может экспрессироваться совершенно иначе и подвергаться совершенно другому давлению отбора.

Итак, мы представили краткий очерк подхода Докинза с учетом исторического контекста. Как и следовало ожидать, такой подход вызвал значительные дискуссии. Далее мы рассмотрим некоторые из наиболее важных вопросов, возникших в ходе размышлений над «Эгоистичным геном».

Место человечества в дарвинистском мире

Если и было в теории эволюции что-то, что оставляло Дарвина в нерешительности, то это ее следствия для положения в мире и сущности самого человечества. Во всех изданиях «Происхождения видов» Дарвин последовательно утверждал, что предложенный им механизм естественного отбора не влечет за собой какого-либо фиксированного или универсального закона прогрессивного развития. Более того, он открыто отвергал убеждение Жана Батиста Ламарка (1744–1829), что эволюция подразумевает некую внутреннюю неизбежную тенденцию к совершенствованию[160]. Из этого следует, что человеческие существа (понимаемые теперь как участники, а не просто наблюдатели эволюционного процесса) ни в коем смысле не могут быть названы ни «целью», ни «вершиной» эволюции. Это был нелегкий вывод для любого человека того времени, не исключая Дарвина. Он описывает человечество в возвышенных терминах, тем не менее настаивая на его «низменном» биологическом происхождении:

«Человеку можно простить, если он чувствует некоторую гордость при мысли, что он поднялся, хотя и не собственными усилиями, на высшую ступень органической лестницы; и то, что он на нее поднялся, вместо того чтобы быть поставленным здесь с самого начала, может внушать ему надежду на еще более высокую участь в отдаленном будущем. Но мы не занимаемся здесь надеждами или опасениями, а ищем только правды, насколько она доступна нашему уму. Я старался по мере сил доказать мою теорию, и, сколько мне кажется, мы должны признать, что человек со всеми его благородными качествами <… > все-таки носит в своем физическом строении неизгладимую печать низкого происхождения»[161].

Полагаясь на свою версию образа «великой цепи бытия», Дарвин, похоже, подчас все-таки подразумевал наличие прогресса в эволюции и использовал моральные (а иногда даже онтологические) характеристики в нейтральных научных описаниях[162].