Должно быть, растение содержало наркотические вещества, так как почти сразу же землянина охватила непреодолимая сонливость. Он пошатнулся, упал, и так и остался лежать на том же месте, в глубоком, тяжёлом ступоре без сновидений в течение неопределённого времени, которое показалось ему промежутком смерти между двумя жизнями. Говард очнулся с сильным чувством тошноты, страшной головной болью и ощущением безнадёжной, безысходной дезориентации.
Он снова выпил из горького озерца, а затем, с затуманенными чувствами, передвигаясь слабыми, неуверенными шагами, принялся искать другой выход из этой пещеры, чтобы не возвращаться в туннель, из которого он пришёл. Его разум был притуплён, похоже, от затянувшегося воздействия неизвестного наркотика, и Говард не мог выработать никакого сознательного плана действий, двигаясь под одним лишь воздействием животного импульса к бегству.
В противоположной стене пещеры он обнаружил другое отверстие, низкое, покрытое сталактитами, напоминавшими сломанные колонны. В отверстии царила стигийская тьма; и, прежде чем войти в него, Говард отломил бугристый стебель от одного из фосфоресцирующих грибов, чтобы использовать его как источник света.
Его последующие скитания оказались поистине бесконечными и кошмарными. Казалось, он попал в какой-то потрясающий лабиринт естественных пещер, сильно различающихся по размеру и пересекающихся друг с другом подобно невообразимым сотам. Это был отдельный подземный мир, лежавший за пределами изолированной металлом области обитания оумни.
Там были длинные, утомительно извилистые туннели, которые спускались в киммерийские глубины или поднимались под острыми углами вверх. Были узкие проходы с влажными натёками неизвестных рудных растворов, через которые Говарду приходилось ползти, подобно ящерице, на животе. На его пути оказывались дантовские пропасти, которые он обходил по скользким и опасным разбитым уступам, слыша далеко внизу угрюмые вздохи или сверхъестественный раскатистый рёв меркурианских подземных вод.
Некоторое время его путь вёл главным образом вниз, словно погружаясь в недра планеты. Воздух стал более тёплым и влажным. Наконец, Говард подошёл к отвесному краю неизмеримой бездны. Серебристые грибы, намного большие, чем все, что он видел до этого, словно гигантские деревья росли вдоль пропасти, по краю которой он следовал на протяжении многих миль. Они были похожи на фантастические монолитные сугробы; но их свечение не могло полностью осветить головокружительную глубину пропасти, над которой они росли.
Он не встретил ни одного оумни в этом нескончаемом мире ночи и тишины. Но после того, как Говард обошёл громадную пропасть и вновь начал подниматься, проходя по небольшим пещерам, ему периодически стали попадаться какие-то слепые, белые существа отталкивающего вида, размером с крысу-переростка, но без рудиментарного хвоста и даже без ног. В своём упадническом состоянии ума и тела он чувствовал примитивный страх перед этими существами, а не простое отвращение, которое они должны были бы обыкновенно вызывать. Однако твари были неагрессивны и медленно отступали от него. Однажды Говард случайно наступил на одно из этих существ и тут же отскочил прочь, завывая от испуга, когда оно тошнотворно задёргалось под его пяткой. Обнаружив, что он раздавил ему голову, Говард осмелел и стал колотить уродца металлическим стержнем, который он всё ещё нёс с собой. Он измолотил его в мягкую массу, которая всё еще дрожала как живая, а затем, охваченный звериным, первобытным голодом, позабыв все мучительно приобретённые предрассудки цивилизованного человека, опустился на колени и с бесстыдной жадностью пожрал эту массу. После этого, насытившись, он растянулся на камне и проспал много часов.
Говард проснулся с обновлёнными силами, однако его нервы и разум всё ещё оставались частично расстроены минувшими переживаниями. Как дикарь, который пробуждается в какой-то первобытной пещере, он чувствовал иррациональный ужас тьмы и тайны. Его память была исковеркана и подавлена, оумни запомнились ему лишь как смутный и почти сверхъестественный источник страха, от которого он бежал.
В темноте рядом с ним лежала грибная ветка, которая служила ему вместо факела или фонаря. С веткой в одной руке и с металлическим стержнем в другой Говард возобновил свои странствия. Ему встречалось всё больше белых безногих существ, но теперь он овладел своим страхом перед ними и рассматривал их только как возможный источник пищи. Он продолжал убивать и есть их по одному, наслаждаясь мягкой червячьей плотью, подобно аборигену, который с наслаждением лакомится личинками или белыми муравьями.
Говард потерял всякое представление о времени или его измерении, бесконечно карабкаясь по тартарским склонам пещер или двигаясь вдоль берегов неосвещённых рек, заводей и пропастей, убивая, когда он был голоден, укладываясь спать, когда его усталость становилась слишком сильной. Он шёл так на протяжении многих дней или даже недель, в слепом инстинктивном поиске света и внешнего воздуха.