Темнело. Михаил шел по улице не спеша, заложив руки за спину. Редкие прохожие из местного населения уступали дорогу высокому офицеру, кто-то с опаской переходил на другую сторону улицы. «Уже скоро, – продолжал рассуждать Сосновский. – Обычно Хайнце ездит по этой дороге в свой коттедж, где они устроили гнездо своей разведки. Обрадуется он, увидев меня, ох обрадуется. – Звук автомобильного мотора за спиной заставил насторожиться, но ничего в ленивой походке майора не изменилось. Свет фар лизнул стены домов, и машина скрылась за поворотом. – Не он, подождем, должен и Хайнце проехать. Не могу я ошибиться, потому что времени на разработку нет. Только сегодня, сейчас. Потом все будет сделать уже сложнее. Да и последствия опаснее. Сейчас Хайнце еще не узнали в городе, контактов у него минимум. Этим можно прикрыться. Да и не будет он сам светиться среди оуновцев. Должен быть его представитель, который прибудет позже. Его он отправит к националистам разлагать их и подчинять. Скорее всего, это будет украинец».
Снова свет фар скользнул по улице, и сзади стал приближаться рокот автомобильного мотора. Сосновский небрежно повернул голову, чуть отступая на тротуаре от проезжей части, но машина стала притормаживать за его спиной. Вот она проехала вперед и остановилась. Сосновский узнал тот самый «Хорьх», на котором ездил штандартенфюрер. Дверь открылась, и на тротуар вышел рослый мужчина в гражданском костюме и мягкой шляпе. Михаил сбавил шаг, хмуро и настороженно глядя на незнакомца, хотя он понимал, что последует за этим. Да, следом из машины показался сам Хайнце, тоже в гражданском костюме. Он улыбнулся и развел в стороны руки, будто собирался обнять майора.
– Франк, это вы? – с улыбкой произнес штандартенфюрер. – А я думаю, что за офицер бродит по пустынным улицам.
– Добрый вечер, господа. – Сосновский небрежно козырнул, поднеся руку к фуражке. – Да вот иду, грущу. Недавно встречался с человеком, который мог что-то знать о моем погибшем друге и месте его захоронения, но увы.
– Слушайте, Франк, а у меня сегодня, напротив, очень удачный день. А не пригласить ли мне вас к себе в гости? Честное слово, мне не нравится ваше унылое лицо. Обещаю хороший коньяк! И настоящий аргентинский кофе.
– Да мне как-то все равно некуда спешить, – пожал Сосновский плечами. – Благодарю вас за приглашение. В этой дыре чертовски приятно встретить близких по духу людей, людей своего круга. Знаете, порой думаю, что на фронте, на передовой, в этом смысле было как-то легче. Тут немцы, там русские. И все, и никаких полутонов.
Немец забрался на заднее сиденье, Сосновский последовал за ним. Их молчаливый спутник уселся снова на переднее сиденье, и водитель в немецкой форме с погонами ефрейтора тронул машину.
– А здесь как-то все перепутано, – продолжил Михаил, усаживаясь поудобнее и не меняя интонации. – Вроде и враги и вроде не враги. Те же самые русские, но не воюют. Их почему-то называют украинцами, хотя они ничем не отличаются от русских. Мирный город, но в нем постоянно стрельба. Право, господа, на фронте все было проще и понятнее.
– Тут вы ошибаетесь, дорогой майор, – возразил Хайнце. – Это не те же самые люди, которых вы называете русскими…
– Да что вы говорите? – искренне удивился Сосновский, вытягивая пальцами из рукава маленький «браунинг», закрепленный на резинке. – Вы говорите загадками!
– Никаких загадок, Франк. Дело в том… – Штандартенфюрер протянул руку вперед и сказал по-русски с сильным акцентом: – Дайте сигарету!
Человек в шляпе вытащил из внутреннего кармана портсигар и протянул немцу. «Вот, значит, как, – подумал Сосновский, – это русский. А не тот ли самый агент, которого он решил отправить к националистам? И очень объяснимо, что он подобрал меня. Видимо, хотел познакомить этого человека с моими наблюдениями в городе». Штандартенфюрер взял из портсигара сигарету, и в этот момент Сосновский выстрелил из-под своего локтя Хайнце в грудь. Немец откинулся на боковое стекло и замер. Из его пальцев вывалилась сигарета. Сидевшие на переднем сиденье не успели ничего понять, только мужчина в шляпе повернул голову, но вторым выстрелом, через спинку сиденья, Сосновский всадил ему пулю в сердце, а потом сделал два выстрела в водителя.
Машина вильнула, но Сосновский ждал этого, мгновенно перегнулся вперед и поймал руль рукой. Обороты двигателя упали, но она продолжала ехать. Михаил что есть силы удерживал руль, на который всем телом навалился мертвый водитель. Улица пошла под уклон. Сосновский скалил зубы и держал руль, держал. Ну, еще немного! И вот дорога пошла прямо, обороты совсем упали, двигатель стал работать с перебоями, машина задергалась и остановилась. Мотор заглох. Сосновский откинулся на спинку сиденья и шумно выдохнул.