Боец тишины

— Я с вами говорю, как думаю.

— Тогда думать учись, как нормальные люди!

— Нормальные люди не думают — им просто не нужно. Не придирайтесь к словам. Когда надо, я, как надо, говорю. Отдых мне нужен, устал я.

— Не будет тебе ничего, пока чисто не пройдешь! Худей, Слава!

— Вы что, серьезно?! Я же и так у вас тощий стал, как борзая обритая.

Я тихонько смеюсь про себя, а Степан Петрович так же тихонько скрипит зубами.

— Надо будет, ты у меня ободранной, а не обритой, борзой бегать будешь! Я приказ получил хоть шкуру с тебя спустить, а к цели тебя за считанные секунды подтащить! Худей!

— Я же тогда не только в коробе, а вообще — на ногах держаться не буду! Буду ползать, как…

— Хватит! Хватит с меня твоего красноречия и сквернословия!

— А вы меня грубостью на такие изысканные выражения не толкайте.

Степан Петрович покачал головой, прогоняя раздражение. Достаем мы друг друга в последнее время сильно. Конечно, заперты мы с ним вдвоем на базе довольно давно. И все время нашего совместного заключения гоняет он меня без устали в глухом лесу за высокими заграждениями. Оба мы измотались совсем, и нам обоим в руках себя держать достаточно трудно стало. Не подходим мы с ним друг другу — на одной выдержке железной держимся и дело общее не губим. Нас же с ним, как космонавтов перед полетом, на терпимость друг к другу не тестировали — просто заперли здесь приказом, как замком.

— Триста шестьдесят секунд — и ты должен пройти! Трое суток на воде — и ты пройдешь!

На этот раз зубами скрипнул я, но после этого молчаливого протеста мне пришлось покорно кивнуть.

— Понял. Трое суток на воде.

Прикурил сигарету. Строгий Степан Петрович посмотрел на меня нахмуренно и покачал головой еще пасмурнее и серьезнее.

— Курить эту … кончай. Прекращай. Сейчас, я с этой … и покончи, сказал. Туши окурок. Дышишь плохо.

— Посмотрел бы я, как бы вы после такого дышали.

— Ты меня, старика, с собой не сравнивай — в твои годы я и не такое мог.

— Могли и делали — разные вещи. Так вы могли или делали, товарищ полковник?

— Прямо тебе скажу — не пошел бы я с тобой в разведку.

— А вы и не пойдете.

— Не дерзи старшему по званию.

— А вам мое звание неизвестно.

— Молод ты такие речи со мной вести.

— А вам и возраст мой неизвестен.

Он покачал головой — на этот раз опечалено. Верно, размышляет над решением Игоря Ивановича поручить ответственное задание именно мне. Степан Петрович призадумался и пожал плечами — не знает он, кто я, где был, что делал… что со мной делали. Он так только — догадывается.

— Не знаю, зарываешься ты, Слава, или просто нервничаешь — только ты не должен идти у этого на поводу. Сосредоточься на проходе и старайся пройти.

Он стукнул меня по плечу, поднимаясь на встречу Игорю Ивановичу, идущему к нам через рощу и сияющему на утреннем солнце генеральскими звездами. Эх, придет время, Игорь Иванович, и на моих погонах генеральские звезды зажгутся! Загорятся на ясном солнышке, слепя глаза людям и нелюдям!

Степан Петрович отдал честь Игорю Ивановичу и рапортовал о своих мучениях со Святославом Соколовым — со мной. Начальник меня в наших секретных частях частенько Славой зовет — Святославом или Ярославом… только бы Слава в конце получалось. Не причуда у него такая — просто, путаницы так меньше. Вроде с ним в моем лице связь многие люди имеют, а всех в итоге одним именем назвать можно. Вот он и называет всего меня одним именем.

Игорь Иванович в последнее время не высыпается, и вид у него помятый, несмотря на безупречно выглаженный китель и выстиранную до свечения белую рубашку. Он наклонил голову, приветствуя меня издали. Я ответил ему таким же коротким кивком.

— Соколов, время?! На этом, на третьем, этапе?!

— Триста семьдесят пять!

Начальник подошел, подпер рукой подбородок и начал напряженно просматривать в голове варианты.

— В каком месте останавливаешься?

— Ясно, в каком. В коробе. В проводке путаюсь.

— Пошли, Соколов… Скажу тебе…

Отошли в сторону. Игорь Иванович пнул шишку и присел на корточки перед хвойным муравейником, вдумчиво ковыряя его подобранной веткой. Сел рядом с ним, невзирая на поднятую им муравьиную армию, — прямо на настил колючей хвои. Прикурил еще одну. Он отмахнулся от дыма и кинул атакованную палку на землю.

— Слава, остановишься хоть на секунду — тебя будет ждать примерно такая реакция.

С неохотой потушил сигарету и стал рассматривать насекомых, среагировавших на вторжение крайне слаженно и агрессивно.

— Наглядно.

— Не сопротивляйся Снегиреву. Старайся, Слава. Изо всех сил.

— Понял. Пусть хоть шкуру спустит. Я справлюсь, Игорь Иванович.

Поднял палку, насадил на нее березовый лист и воткнул в муравейник подобно победоносному знамени.

— Снегирев — человек старой закалки. Он считает, что ты ему противишься всеми силами. А я считаю, что ты над ним просто насмехаешься.

— Нет, что вы.

— Слава, ты ведь смеешься над ним. Ты и мне в глаза молча смеешься. Я все вижу.

— Виноват. Веселый я, Игорь Иванович.