Боец тишины

Вычищаю засоренную голову, выкидывая из нее четко прорисованные перспективы долгого и отягощенного длительными допросами гниения в военной тюрьме Дойчланда. Дойдет дело до того, кого я знаю под именем Эриха Шлегеля. А Шлегель знает меня в лицо — он признает во мне Дитриха Вайнера. Саксонец не сдаст меня — не сдаст себя из-за Вайнера. Только он далеко не глуп. Он поймет, что я — Стяжатель. Тогда мне — конец. Шлегель корыстен и служит он не одной стране, но саксонец никогда не поступается принципами на определенной ступени преданности. А Стяжатель — я заслужил это прозвище хищнической жадностью и жесткостью — стоит на ступени, которую саксонец не переступит никогда. Сложится серьезная ситуация — он станет служить исключительно Отчизне. Никто и ничто не принудит его предать страну при настоящей опасности. Сложный он — Шлегель… сложный и страшный.

Глава 5

С поздней ночью пришел злой голод и привел с собой разгульную девку — бессонницу. Спать я хочу жутко, а есть — просто ужасно. А черт, одолел меня голод, и я поддался уговорам девицы-бессонницы, хоть она и не особо соблазнительна. Продирая глаза и прижимая руки к впалому животу, сполз с кровати на пол. До тошноты все под ребрами сводит — нужно снаряжаться в поход… в ночной налет на столовую.

— Мурка! Я сейчас с тебя твою кожаную тужурку наганом сдеру!

Кошка вывернулась у меня из-под руки и вцепилась в занавеску, зависая в воздухе.

— Домашняя барышня, а шляешься по мужикам ночами — черт знает в чьи постели залезаешь! Что ты ко мне приперлась опять!

Ничего, и ей применение найдется. Здесь у всех стен глаза зоркие и уши чуткие — на ночь Снегирев системы слежения в коридорах частенько активирует, не нравится ему, что я ночами по корпусу скитаюсь и столовую навещаю, не спросясь. Но не страшно! Подпорчу я им и слух, и зрение! Зашумлю я свои шаги и силуэт свой затру. Просто, определю частоту передачи следящей за мной аппаратуры… просто, пущу помеху на подходящей частоте… просто, спутаю сигналу порядок, как строгому Степану Петровичу — мысли. Не пройдет на пульт мое очертание и никакой порочащей меня истины его память о моем незаконном предприятии не сохранит. А иначе строгий Степан Петрович и не прознает о моем ночном походе ничего! Не подсмотрит он за мной, не подслушает меня — и останусь я перед ним чистым, как стеклышко, — спокойно спящим и не ходящим по ночам на склады за спрятанной им снедью!

С проводными передатчиками сложнее — полученные с них сведения по проводу на пульт пущены, их простой помехой не спутаешь. Но не беда! Сильным посылом можно коду хребет перешибить и данные с хода сбить. С датчиками на движение трудно будет — они реагируют только на движение и обнаружить их тяжело. Но и на них управа в моих руках! Их, как детекторы, реагирующие на тепло, я грубо отрублю одним могучим электромагнитным ударом! Просто, попорчу передатчики мощным электромагнитным штормом. Мне, вообще, грубо действовать по душе… не мое это — гробить время на тонкости вроде внедрения в главную систему управления, когда я голоден, как черт. А вот лазерные сигнализации — с ними сложнее, мороки по горло. Но ничего, я и с ними справлюсь, ведь в моих руках — Мурка. С таким железным оправданием, как выбрасывание Мурки в коридор, Степану Петровичу не совладать.

Просканировал коридор, проверяя на электромагнитное излучение, в поисках не примеченных и не припомненных мной коварных штуковин вроде лазерных лучей и иных скверных сигнализаций. Чисто вроде! Открыл дверь в шелку, присмотрелся, прислушался к темному проходу. Полковник спит мертвым сном… нет, мертвые так храпеть и сопеть никак не могут. Ревет Степан Петрович, как двигатель старого грузовика, и во сне. Я зажал в руке нож, развинтил рукоять — показался светильник, но мне не стоит следовать его сильному холодному лучу в тихой темени. Я, не включая и хилого света, скользнул во мрак, держа яркий луч наготове, как должно держать и другое оружие вроде Мурки. Еще и шагнуть не успел, а уже напоролся на… Растяжка?! Черт! Простая леска натянута! Вашу ж!.. Взвизгнула тревога. Двигатель в груди полковника взревел и вдруг заглох. Я выбранился и затаился. Заслышал скрип кровати, тяжелую поступь товарища Снегирева. Пришло ж ему в голову первобытную сигнализацию поставить! Подловил он меня! Будто нарочно, будто проучил меня, зарвавшегося, по его мнению! Я швырнул мурку через растяжку так, что она заорала, рванул обратно, рухнул на постель и раскинул руки. Степан Петрович вломился ко мне, включил свет и предстал передо мной в трусах, сапогах и с автоматом наперевес.

— Соколов! Ты ходишь?! Куда пошел?!

— Так… никуда! От вашей домашней барышни, подстерегающей меня в моей постели, избавлялся.

— Слышал я, как ты мою Мурку мучил! Но мой внутренний голос мне громко в ухо орет, что ты бы от нее в столовой избавился, если бы не леска на выходе! Далеко ведь зашел, пока на эту… леску не …!

— Я просто во сне хожу! И не беда! Походил бы, да вернулся бы! А по вашей воле и вине мне теперь не выспаться никак! Ваша сирена мне все сны разогнала-распугала!