Бобер, выдыхай! Заметки о советском анекдоте и об источниках анекдотической традиции

Идут по улице две собаки. Зима, холодно. Одна другой говорит: «Слушай, вон мясной. Давай зайдем погреемся — заодно, глядишь, чего спиздим?» — «Да ты чо! Там же написано — с собаками вход воспрещен!» (Исполнитель снисходительно усмехается): «Дура, так кто ж знает, что мы грамотные?» Последний анекдот как раз и обыгрывает в пуанте одно из тех отличий позднесоветского анекдота от более ранних жанровых форм, о которых речь шла выше. Исходный сюжет строится по законам привычно экстраполированной зооморфной вселенной, обитатели которой умеют разговаривать исключительно между собой. Перебивающий скрипт резко переводит действие в совершенно другое анекдотическое пространство, где собаки представляют собой нечто вроде хорошо законспирированной подпольной организации, грамотно эксплуатирующей повседневные привычки советского человека. Кроме того — к вопросу о литературных аллюзиях — здесь вполне возможна непрямая отсылка к булгаковскому «Абырвалг» из «Собачьего сердца».

Любопытно, что в серии про говорящую собаку протагонист практически всегда женского рода. Говорящие Шарики и Тузики населяют, как правило, анекдоты, в которых не менее важными героями являются другие животные (скажем, коровы), к тому же анекдоты эти обычно бывают выстроены в соответствии с традиционной организацией зооморфного пространства — животные разговаривают только между собой: Подходит одна корова к другой на скотном дворе и говорит: «Слушай, Ночка, тебе тут не надоело? Колхоз разваливается, кормов нету, крыша у коровника как решето — звезды наперечет. Что мы с тобой, две красивые умные бабы, тут делаем? Давай свалим в город, там как-никак, а лучше проживем?» — «Давай, Зорька, сама давно об этом думаю. Только знаешь что…» — «Что?» — «Давай Тузика с собой возьмем? Он, конечно, звезд с неба не хватает, но пацан приличный, гадостей не делает. Что он тут без нас мучиться будет?» — «Давай!» Идут к Тузику, а тот лежит рядом с будкой и в небо смотрит (исполнитель изображает блаженное выражение лица и прищуривается). «Тузик, мы тут с Зорькой в город собрались, насовсем. Поедешь с нами?» (Исполнитель переводит взгляд в горизонтальную плоскость и принимает озабоченный вид.) «Девчонки, вот еще вчера — вообще без разговоров. Но у меня сегодня с утра тут одна перспективка нарисовалась…» — «Какая?» — «Да ну, нафиг…» — «Ну, говори, свои же все». — «Да не…» — «Ну мы ж к тебе по-хорошему». — «Ладно. Представляете, утром лежу тут у будки, а мимо идут директор, бухгалтер и парторг. И вот бухгалтер им обоим и говорит (исполнитель снова мечтательно прищуривается): «Если дела так и дальше пойдут, мы к весне всей деревней будем у Тузика хуй сосать!»

В этой своей ипостаси — строго вписанной в «звериную» вселенную — пес (а здесь он встречается чаще, чем собака) вообще становится одним из главных специалистов по деконструкции пафоса: