Читаем Блудливое Средневековье полностью

Для этого и строилось обвинение в проституции – прокурор тщательно расписывал, что Жанна «пообещала дофину Карлу три вещи: снять осаду с Орлеана, короновать его в Реймсе и избавить его от противников, которых «с помощью своего [магического] искусства она или убьет, или прогонит прочь», что для придания большего веса своим словам она «использовала предсказания, рассказывая о нравах, жизни и тайных деяниях некоторых людей, похваляясь, что узнала все это посредством [данных ей] откровений», что лишь при помощи демонов она смогла найти меч в церкви Сент-Катрин-де-Фьербуа, что даже содержание письма, посланного англичанам, свидетельствовало о ее связи с демонами, которые выступали ее постоянными советчиками». Таким образом, по его мнению, Жанна «самонадеянно и дерзко похвалялась, что [может] узнать будущее, что знает прошлое и [может] узнать о делах тайных, происходящих в настоящем, присваивая себе, простому и невежественному человеческому созданию, то, что мы приписываем божественному».

Все это преследовало лишь одну цель – доказать, что победа досталась Жанне нечестным путем – с помощью колдовства. А это означало бы, что Бог вовсе не на стороне французов, и Карл VII получил свою корону не от Бога, а из рук ведьмы и пособницы дьявола.

Но обвинение в распутстве развалилось, потянув за собой и обвинение в колдовстве, поэтому в итоге, в нарушение обычной процедуры, Жанну даже не судили по светскому списку обвинений, оставив только ту часть, которая была в ведении церкви – то есть обвинение в ереси. Но это уже совсем другая тема, для совсем другой книги.

<p>Мытое Средневековье</p>

От духовных вопросов я возвращаюсь к телесным в буквальном смысле – к тому, в каком же состоянии люди в те непростые времена держали свое тело.

О том, что в Средние века люди любили телесные удовольствия не меньше чем сейчас, было сказано уже достаточно слов. И это, в принципе, никто не отрицает. К сожалению, широко бытует мнение, что средневековые люди были устроены иначе, чем мы: им нравились грязные тела, они не чувствовали вони, их не беспокоили укусы вшей, блох и клопов. Правда, они почему-то воспевали белую кожу и золотые кудри, умудряясь разглядеть их под слоем грязи, да и рисовали не реальных людей, а дочиста отмытых и в чистой одежде.

Удивительно, не правда ли? Это было бы смешно, если бы не было так грустно.

Мода ругать Средние века появилась еще в Возрождение, когда появилось резкое отрицание всего, что имело отношение к недавнему прошлому. Но время шло, прошлое становилось все более отдаленным, окутывалось романтическим флером и обрастало мифами. И в XIX веке, на почве роста интереса к истории, сложилось такое отношение к Средневековью, которое живо и поныне – что есть средневековая романтика с рыцарями и прекрасными дамами, а есть средневековая реальность, грязная, грубая и жестокая. С легкой руки историков этим самым грязным, жестоким и грубым временем стали считать практически весь период с падения античных государств и до самого XIX века, объявленного торжеством разума, культуры и справедливости. Тогда и появились мифы, которые теперь кочуют из статьи в статью, пугая поклонников не только рыцарства, но и Короля-солнца, пиратских романов и всей исторической романтики.

О многих из этих мифов – всеобщей безграмотности, забитых женщинах, старости в тридцать лет – я уже рассказала. Но все они меркнут перед самым ярким и популярным – мифе о «грязном средневековье».

<p>Грязное средневековье</p>

Я даже специально написала слово «средневековье» с маленькой буквы, поскольку по правилам русского языка Средневековье – это историческая эпоха, а средневековье – это нарицательное обозначение чего-то отсталого и устаревшего. И действительно, есть Средневековье – историческая эпоха, о которой я пишу, а есть средневековье – набор укоренившихся в массовом сознании стереотипов о том, что когда-то, в давние темные времена, все было ужасно, прежде всего, с точки зрения гигиены.

Откуда пошли эти стереотипы? Из человеческой психологии. Жизнь всегда была нелегкой, и иногда, чтобы легче относиться к насущным проблемам, люди сравнивают свое время с какими-то прежними, когда было еще хуже. По принципу – у нас стоматология дорожает, но зато она есть, а вот в средневековье люди вообще все беззубые были. Или у нас горячую воду отключают на две недели, а вот в средневековье вообще не мылись. И сразу жить становится легче и веселее.

Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

1917, или Дни отчаяния
1917, или Дни отчаяния

Эта книга о том, что произошло 100 лет назад, в 1917 году.Она о Ленине, Троцком, Свердлове, Савинкове, Гучкове и Керенском.Она о том, как за немецкие деньги был сделан Октябрьский переворот.Она о Михаиле Терещенко – украинском сахарном магнате и министре иностранных дел Временного правительства, который хотел перевороту помешать.Она о Ротшильде, Парвусе, Палеологе, Гиппиус и Горьком.Она о событиях, которые сегодня благополучно забыли или не хотят вспоминать.Она о том, как можно за неполные 8 месяцев потерять страну.Она о том, что Фортуна изменчива, а в политике нет правил.Она об эпохе и людях, которые сделали эту эпоху.Она о любви, преданности и предательстве, как и все книги в мире.И еще она о том, что история учит только одному… что она никого и ничему не учит.

Ян Валетов , Ян Михайлович Валетов

Приключения / Исторические приключения