Читаем Блокадные после полностью

В конце 1960-х гг., будучи прославленным мастером литографии, Каплан на пороге семидесятилетия неожиданно оставил эту технику и, начав все заново, последнее десятилетие своей жизни посвятил аскетичным офортам и пышной, полихромной керамике. Анатолий Львович (Танхум бен Лейвик) Каплан умер в 1980-м году в Ленинграде.

Блокадная история Анатолия Каплана совершенно обычна. Он провел первую блокадную зиму в городе, работая художником в Дзержинском райисполкоме, где оформлял стенды наглядной агитации, рисовал плакаты по технике безопасности. Весной 1942 года его вместе с семьей эвакуировали на Урал, где он и пробыл до 1944 года – сначала в Молотове (тогдашнее название Перми), потом в Чусовом (Пермская область). В 1944 году художник вернулся в родной Ленинград. Был награжден медалями «За оборону Ленинграда» и «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.»

Рогачев. Улица в ясный день. 1948–1950. Холст, масло. 23×31,5.

В эвакуации, как и дальше, на протяжении всей своей жизни, Каплан отвечал на житейские невзгоды резкой сменой художественного языка, формальными поисками. В эвакуации он нарисовал серию акварелей «Чусовской завод» (1943), совершенно не похожую на его довоенные работы. Он создал образ дымного заводского Урала, пронзительного мира, в котором царствуют холод, беда и железо. Во всем дальнейшем творчестве Каплана оппозиция зима – лето будет одной из основных. В Рогачеве, в мире еврейской литературы, в мире детства и юности, царит вечное лето (этюд маслом «Рогачев. Улица в ясный день»), в Чусовом и в послеблокадном Ленинграде – почти всегда зима, холод, снег или дождь (акварель «Чусовской завод»).

Чусовской завод. 1943. Бум., акв. 20,5×29,5.

Вернувшись в Ленинград, Анатолий Каплан очень быстро создал и почти мгновенно издал папку литографий «Ленинград» (Ленизо, 1944), посвященную теме восстановления города. Об этом говорят сами названия графических листов, например, «Засыпка траншей на Марсовом поле» или «Ремонт решетки Кировского моста». В папку была вложена восторженная статья-предисловие В. М. Конашевича. Конашевич отметил главное в художественном языке Каплана: обращение к той или иной технике всегда связано у художника с тем, что только в этой технике, и ни в какой иной, может быть во всей полноте воплощен его художественный замысел. Он писал: «Его <Каплана> листы неповторимы ни в каком другом материале: это подлинные литографии»[112]. Именно эта серия принесла Каплану первый успех.

Затем отдельной папкой под названием «Восстановление Ленинграда» (Худфонд, 1946) были изданы литографии 1945–1946 годов. За этой серией последовала еще одна «Пейзажи Ленинграда» (Худфонд, 1949), содержащая новые ленинградские работы художника. В 1950–1953 была подготовлена, но так и не издана странная серия цветных литографий «Революционные памятники Ленинграда». Отдельные литографические листвы с видами родного города художник продолжал создавать вплоть до 1956 года, среди них такие шедевры, как «Буксир» (1955). После 1956 года художник к ленинградской теме не обращался.

Наиболее репрезентативное издание ленинградских литографий Каплана собрано в недавно выпущенном альбоме «Ленинград»[113]. В нем представлены не только все без исключения «ленинградские» работы Каплана, но и масса карандашных подготовительных эскизов. Таким образом, благодаря этому альбому можно обозреть «ленинградские» работы Анатолия Каплана как целое.

«Ленинградский цикл» начинается непосредственно там, где заканчивается «эвакуационный». Достаточно сравнить акварель 1943 года «Улица в Чусовой» с одной из первых «ленинградских» работ, созданной в 1944 году литографией «Зима 1944 года». Поражает композиционное сходство. И в той и в другой работе люди бредут по снегу среди деревьев, похожих на перевернутые голые веники. Над ними громоздятся непропорционально большие – в две трети листа – строения. Но «ленинградский» лист имеет одно существенное отличие: дело происходит в темноте. Ночной мрак подчеркивают горящие фонари. Вообще, отчаянная, пусть и тщетная борьба с мраком становится главным тропом всего каплановского «Восстановления Ленинграда».

Улица в Чусовой. 1943. Бум., акв. 20×29.

Характерно, что в тот же период, во второй половине 1940-х гг. Каплан постоянно ездит на этюды в родной Рогачев и создает массу очень ярких пленэрных пейзажей маслом. Рогачев – только цвет, масло и летние холсты. Ленинград – только черно-белые, литографические, зимние листы. С одной стороны, художник переводит разговор на уровень зримых, просто считываемых символов, с другой, конкретная изобразительная техника обладает совершенно определенной семантикой.

Перейти на страницу:

Все книги серии Очевидцы эпохи

Блокадные после
Блокадные после

Многим очевидцам Ленинград, переживший блокадную смертную пору, казался другим, новым городом, перенесшим критические изменения, и эти изменения нуждались в изображении и в осмыслении современников. В то время как самому блокадному периоду сейчас уделяется значительное внимание исследователей, не так много говорится о городе в момент, когда стало понятно, что блокада пережита и Ленинграду предстоит период после блокады, период восстановления и осознания произошедшего, период продолжительного прощания с теми, кто не пережил катастрофу. Сборник посвящен изучению послеблокадного времени в культуре и истории, его участники задаются вопросами: как воспринимались и изображались современниками облик послеблокадного города и повседневная жизнь в этом городе? Как различалось это изображение в цензурной и неподцензурной культуре? Как различалось это изображение в текстах блокадников и тех, кто не был в блокаде? Блокадное после – это субъективно воспринятый пережитый момент и способ его репрезентации, но также целый период последствий, целая эпоха: ведь есть способ рассматривать все, что произошло в городе после блокады, как ее результат.

Валерий Дымшиц , Никита Львович Елисеев , Полина Барскова , Полина Юрьевна Барскова , Татьяна С. Позднякова

Биографии и Мемуары / Проза о войне / Документальное
«Спасская красавица». 14 лет агронома Кузнецова в ГУЛАГе
«Спасская красавица». 14 лет агронома Кузнецова в ГУЛАГе

Появлению этой книги на свет предшествовали 10 лет поисков, изучения архивов и баз данных, возвращения имен, вычеркнутых в период советских репрессий. Погружаясь в историю своего деда, Сергей Борисович Прудовский проделал феноменальную работу, восстановив информацию о сотнях людей, пострадавших от государственного террора. От интереса к личной семейной истории он дошел до подробного изучения «Харбинской операции», а затем и всех национальных операций НКВД, многие документы которых не исследованы до сих пор. Книга позволяет проделать путь Сергея Борисовича за несколько часов: проследить историю его деда, пережившего 14 лет лагерей, и изучить документы, сопровождавшие каждый этап его жизни. Надеюсь, что этот труд будет для многих наших соотечественников примером поиска информации о своих репрессированных родственниках и возвращения их судеб из небытия.

Сергей Борисович Прудовский , Сергей Прудовский

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Документальное
Жажда жизни бесконечной
Жажда жизни бесконечной

Характер. Искра. Гений. Именно это отмечают близкие, друзья и коллеги о выдающемся актере театра и кино Сергее Колтакове (1955–2020) – человеке, который не только своей игрой, но и силой духа озарял всех, с кем встречался, и все, что его окружало. Каждое появление С. Колтакова – будь то сцена или кадр – всегда событие, культурный шок.«Зеркало для героя», «Мама, не горюй», «Екатерина», «Союз спасения», «Братья Карамазовы» и еще множество киноработ, а также театральных. Он снимался у культовых режиссеров – Глеба Панфилова, Владимира Хотиненко, Сергея Урсуляка, Павла Лунгина, Юрия Мороза. Его персонажей невозможно забыть – яркие образы и точное попадание в типаж надолго остаются в памяти, заставляют о многом задуматься.«Жажда жизни бесконечной» – уникальный прозаический и поэтический сборник большого мастера, который виртуозно владел не только искусством перевоплощения, но и литературным даром, а также даром художественным – о том свидетельствуют картины, вошедшие в книгу. Как верно написал в предисловии Дмитрий Быков: «…присутствие гения в жизни – важная ее составляющая, без гениев невыносимо скучно, их ошибки драгоценнее чужой правоты, их догадки никогда не бывают дилетантскими, ибо гении откуда-то знают суть вещей…»А Сергей Колтаков – определенно гений.

Сергей Михайлович Колтаков

Поэзия / Проза / Современная проза

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии