Блокадные после

Второй. Короткая оттепель в конце Великой Отечественной войны и в первый послевоенный год. Художник, получивший образование в благоприятствовавших искусству 1920-х годах, возвращается домой из эвакуации и, глотнув воздуха блокадной свободы (за которую ленинградцам пришлось скоро дорого заплатить), создает серию поразительно свободных, европейских, импрессионистических литографий. И эта графика – не только репрезентация «возрождения Ленинграда из руин», но и яркий памятник «послевоенного Возрождения», когда призрак художественной свободы оживал вместе израненным городом. Как известно, это «возрождение» было налету убиты заморозками, сменявшими очередную короткую оттепель.

Есть еще и третий способ построения нарратива – биографический, то есть нейтральный. На нем и остановимся.

Анатолий Каплан (1903–1980) прожил достаточно долго, чтобы многое успеть. Но только работы, созданные во второй половине жизни, принесли ему мировую славу. Осевое событие, превратившее малоизвестного дизайнера и книжного иллюстратора в знаменитого художника – серии литографий «Ленинград», «Восстановление Ленинграда», «Пейзажи Ленинграда», созданные, когда Каплану было уже за сорок. Именно с этого перевала, разделившего жизнь художника на две части, удобно обозревать ее целиком.

Танхум Каплун (так на самом деле звали художника) родился в белорусском городе Рогачеве (Могилевская губерния) в семье мясника Лейвика Каплуна и его жены Сары. Рогачев был небольшим, но достаточно зажиточным уездным городом и важной пристанью на Днепре. Впоследствии Рогачев превратился в работах художника в символ еврейского местечка, местечка как такового, но Каплан всегда рисовал только бедные, бревенчатые окраины Рогачева, осознанно не замечая провинциальный кирпичный модерн центральных улиц.

В 1921 г. будущий художник переехал в Ленинград и, с перерывом на эвакуацию, остался в нем на всю жизнь. В Ленинграде Каплан сделал свою фамилию более благозвучной, а впоследствии русифицировал имя. В Ленинграде Каплан поступил на отделение живописи во ВХУТЕИН (Академию художеств), где и проучился до 1927 г. Его профессорами в Академии были как модернист К. С. Петров-Водкин, так и реалист А. А. Рылов. В студенческие годы Каплан через своего белорусско-еврейского земляка и соседа по общежитию, писателя Дойвбера Левина, познакомился с обэриутами и принял участие в их затеях. Именно Каплан, по воспоминаниям современников, готовил костюмы и декорации для постановки пьесы Хармса «Елизавета Бам» в 1928 году. Впоследствии Каплан говорил, что многим обязан в своем творчестве встречам с Даниилом Хармсом.

Следующие десять лет прошли незаметно: молодой художник проиллюстрировал несколько книг, ездил на этюды в родной Рогачев, занимался графическим дизайном. В 1937 г. Музей этнографии народов СССР (ныне Российский этнографический музей) начал готовить выставку «Евреи в царской России и в СССР» и, наряду с другими художниками, пригласил к работе над выставкой Танхума Каплана. Он должен был выполнить ряд изображений в новой для себя технике литографии. Художник начал осваивать литографию, которая впоследствии прославила его имя, в Экспериментальной литографской мастерской под руководством Г. С. Верейского. Первые литографические опыты прервали война и эвакуация.

Снова к литографии художник обратился, когда в 1944 году вернулся в Ленинград из эвакуации. В биографии Калана поводом к новым формальным решениям часто служило несчастье, переживание беды. Вид израненного города подтолкнул Каплана к его первой серии станковых литографий. Когда литографическая папка «Ленинград» была опубликована, художник сразу стал знаменит.

Неожиданный успех обеспечил Анатолию Каплану надежду на стабильность и преуспеяние: его назначили главным художником Ленинградского завода художественного стекла. Однако в начале 1950-х гг., в разгар антисемитской кампании, Каплана выгнали с работы.

Ответом на стресс стала верноподданническая по содержанию и неслыханно смелая по форме серия цветных литографий «Революционные памятники Ленинграда». Вслед за тем, сразу после смерти Сталина, художник обратился к еврейской теме, которая осталась для него главной на всю жизнь: он создал станковые литографии, иллюстрирующие повесть Шолом-Алейхема «Заколдованный портной». Листы «Портного», принесшие Каплану всемирную славу, сделаны по той модели, которая была им выработана в «Революционных памятниках Ленинграда». Таким образом, дистанция от «ленинградского» Каплана до «еврейского» совсем не так велика. Следующие пятнадцать лет протекли в работе над цветными и черно-белыми литографиями по мотивам произведений Шолом-Алейхема и Менделе Мойхер-Сфорима. Кажется, никто из советских художников так широко и разнообразно не использовал возможности литографии, как Каплан, не добился в ней таких успехов.