Читаем Блокадные после полностью

В тексте Пумпянского налицо все позиции, обязательные для искусствоведческого и архитектурного дискурса тех лет. Это и «социалистический реализм», и «освоение классического наследия»: «Основываясь на принципах социалистического реализма, как стиля нашей эпохи, и не являясь подражанием какому-либо из исторически сложившихся стилей прошлого – памятник в то же время должен опираться на лучшие образцы мирового классического наследия – в его высших проявлениях: античности, эпохи Возрождения и русского классицизма конца 18 и нач. 19 века. Последнее соображение диктуется также и требованиями общего ансамбля, связи памятника с преобладающим характером архитектуры и общей планировки нашего города, города Гваренги, Захарова, Воронихина, Тома де Томона, Росси и Монферрана – представителей классического направления в искусстве»[118].

Столь же естественным выглядит указание на «синтез искусств» – непременный атрибут искусствоведческих текстов, едва ли не «символ веры» советского искусствознания: «памятник задуман как сложный монументальный комплекс, являющий собой синтез всех пространственных искусств – архитектуры, объемной скульптуры, горельефа и барельефа, живописи станковой и al fresco, графики и различных видов прикладного искусства и художественного ремесла[119].

<…> В конкретизации идеи равнозначная с архитектурой <…> роль отводится и 2-м другим основным изобразительным искусствам – монументальной скульптуре и живописи, чем и должен быть достигнут синтез <…>. Главной задачей <…> должно стать достижение монументальной строгости и простоты целого, величия и ясности идейного замысла, героичности общего впечатления и в то же время конструктивного единства и стилистической цельности разнообразных составных элементов памятника»[120].

Ряд положений проекта представляет собой общие места даже не «соцреалистических» текстов, но архитектурного дискурса в самом широком смысле, в традиции, которая включает и памятники классической архитектурной мысли от Витрувия до эпохи Просвещения, и публикации, заложившие интеллектуальные основания модернизма во второй половине XIX – начале XX века: так, здания, составляющие «комбинат», должны быть связаны между собой «общностью архитектурного замысла, единством воплощенной в памятнике идеи и строго целесообразным, логическим расчленением, противопоставлением и сочетанием частей»[121].

Пумпянский предлагает возвести мемориал на Васильевском острове. Отметим, что в дальнейшем планы по увековечению обороны и блокады Ленинграда неизменно будут вызывать дебаты по вопросу о расположении памятника. Так, в 1960-е в обсуждениях проектов монумента Героическим защитникам Ленинграда высказывались полярные точки зрения – от предложений построить его в местах боев до мнения о том, что весь Ленинград сражался в кольце блокады, так что подходящей оказывается любая точка на карте города (при этом центральное расположение часто аргументировалось соображениями функционального порядка, преемственностью революционной памяти или необходимостью включения в систему исторических ансамблей и мемориалов). В последние годы развернулась дискуссия о месте строительства нового музея обороны и блокады Ленинграда, причем стороны фактически повторяют аргументы полувековой давности.

Итак, по мнению автора, «памятник должен быль расположен у взморья и обращён свои главным фасадом на Запад. В силу этого наиболее подходящим местом <…> мы считали бы Васильевский остров[122] /кольцо за Горным институтом, Гавань или еще лучше остров Голодай/. Именно Васильевский остров – колыбель старого Петровского Петербурга – должен иметь и новый центр <…>. По своему местоположению, размерам, высоте памятник должен стать одной из профилирующих, опорных точек нашего города <…>, такой как Петропавловская крепость, Адмиралтейство, Исаакий, дом НКВД, новое здание Ленсовета и т. п. Здание должно господствовать над окружающей местностью, быть расположено на известной высоте, спускаясь амфитеатром, системой лестниц и переходов к взморью, в целях объединения всего комплекса зданий оно охвачено стеной /подобно Кремлю/ и с 3-х сторон окружено парком <…>»[123].

Перейти на страницу:

Все книги серии Очевидцы эпохи

Блокадные после
Блокадные после

Многим очевидцам Ленинград, переживший блокадную смертную пору, казался другим, новым городом, перенесшим критические изменения, и эти изменения нуждались в изображении и в осмыслении современников. В то время как самому блокадному периоду сейчас уделяется значительное внимание исследователей, не так много говорится о городе в момент, когда стало понятно, что блокада пережита и Ленинграду предстоит период после блокады, период восстановления и осознания произошедшего, период продолжительного прощания с теми, кто не пережил катастрофу. Сборник посвящен изучению послеблокадного времени в культуре и истории, его участники задаются вопросами: как воспринимались и изображались современниками облик послеблокадного города и повседневная жизнь в этом городе? Как различалось это изображение в цензурной и неподцензурной культуре? Как различалось это изображение в текстах блокадников и тех, кто не был в блокаде? Блокадное после – это субъективно воспринятый пережитый момент и способ его репрезентации, но также целый период последствий, целая эпоха: ведь есть способ рассматривать все, что произошло в городе после блокады, как ее результат.

Валерий Дымшиц , Никита Львович Елисеев , Полина Барскова , Полина Юрьевна Барскова , Татьяна С. Позднякова

Биографии и Мемуары / Проза о войне / Документальное
«Спасская красавица». 14 лет агронома Кузнецова в ГУЛАГе
«Спасская красавица». 14 лет агронома Кузнецова в ГУЛАГе

Появлению этой книги на свет предшествовали 10 лет поисков, изучения архивов и баз данных, возвращения имен, вычеркнутых в период советских репрессий. Погружаясь в историю своего деда, Сергей Борисович Прудовский проделал феноменальную работу, восстановив информацию о сотнях людей, пострадавших от государственного террора. От интереса к личной семейной истории он дошел до подробного изучения «Харбинской операции», а затем и всех национальных операций НКВД, многие документы которых не исследованы до сих пор. Книга позволяет проделать путь Сергея Борисовича за несколько часов: проследить историю его деда, пережившего 14 лет лагерей, и изучить документы, сопровождавшие каждый этап его жизни. Надеюсь, что этот труд будет для многих наших соотечественников примером поиска информации о своих репрессированных родственниках и возвращения их судеб из небытия.

Сергей Борисович Прудовский , Сергей Прудовский

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Документальное
Жажда жизни бесконечной
Жажда жизни бесконечной

Характер. Искра. Гений. Именно это отмечают близкие, друзья и коллеги о выдающемся актере театра и кино Сергее Колтакове (1955–2020) – человеке, который не только своей игрой, но и силой духа озарял всех, с кем встречался, и все, что его окружало. Каждое появление С. Колтакова – будь то сцена или кадр – всегда событие, культурный шок.«Зеркало для героя», «Мама, не горюй», «Екатерина», «Союз спасения», «Братья Карамазовы» и еще множество киноработ, а также театральных. Он снимался у культовых режиссеров – Глеба Панфилова, Владимира Хотиненко, Сергея Урсуляка, Павла Лунгина, Юрия Мороза. Его персонажей невозможно забыть – яркие образы и точное попадание в типаж надолго остаются в памяти, заставляют о многом задуматься.«Жажда жизни бесконечной» – уникальный прозаический и поэтический сборник большого мастера, который виртуозно владел не только искусством перевоплощения, но и литературным даром, а также даром художественным – о том свидетельствуют картины, вошедшие в книгу. Как верно написал в предисловии Дмитрий Быков: «…присутствие гения в жизни – важная ее составляющая, без гениев невыносимо скучно, их ошибки драгоценнее чужой правоты, их догадки никогда не бывают дилетантскими, ибо гении откуда-то знают суть вещей…»А Сергей Колтаков – определенно гений.

Сергей Михайлович Колтаков

Поэзия / Проза / Современная проза

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии