В тексте Пумпянского налицо все позиции, обязательные для искусствоведческого и архитектурного дискурса тех лет. Это и «социалистический реализм», и «освоение классического наследия»: «Основываясь на принципах социалистического реализма, как стиля нашей эпохи, и не являясь подражанием какому-либо из исторически сложившихся стилей прошлого – памятник в то же время должен опираться на лучшие образцы мирового классического наследия – в его высших проявлениях: античности, эпохи Возрождения и русского классицизма конца 18 и нач. 19 века. Последнее соображение диктуется также и требованиями общего ансамбля, связи памятника с преобладающим характером архитектуры и общей планировки нашего города, города Гваренги, Захарова, Воронихина, Тома де Томона, Росси и Монферрана – представителей классического направления в искусстве»[118].
Столь же естественным выглядит указание на «синтез искусств» – непременный атрибут искусствоведческих текстов, едва ли не «символ веры» советского искусствознания: «памятник задуман как сложный монументальный комплекс, являющий собой синтез всех пространственных искусств – архитектуры, объемной скульптуры, горельефа и барельефа, живописи станковой и al fresco, графики и различных видов прикладного искусства и художественного ремесла[119].
<…> В конкретизации идеи равнозначная с архитектурой <…> роль отводится и 2-м другим основным изобразительным искусствам – монументальной скульптуре и живописи, чем и должен быть достигнут синтез <…>. Главной задачей <…> должно стать достижение монументальной строгости и простоты целого, величия и ясности идейного замысла, героичности общего впечатления и в то же время конструктивного единства и стилистической цельности разнообразных составных элементов памятника»[120].
Ряд положений проекта представляет собой общие места даже не «соцреалистических» текстов, но архитектурного дискурса в самом широком смысле, в традиции, которая включает и памятники классической архитектурной мысли от Витрувия до эпохи Просвещения, и публикации, заложившие интеллектуальные основания модернизма во второй половине XIX – начале XX века: так, здания, составляющие «комбинат», должны быть связаны между собой «общностью архитектурного замысла, единством воплощенной в памятнике идеи и строго целесообразным, логическим расчленением, противопоставлением и сочетанием частей»[121].
Пумпянский предлагает возвести мемориал на Васильевском острове. Отметим, что в дальнейшем планы по увековечению обороны и блокады Ленинграда неизменно будут вызывать дебаты по вопросу о расположении памятника. Так, в 1960-е в обсуждениях проектов монумента Героическим защитникам Ленинграда высказывались полярные точки зрения – от предложений построить его в местах боев до мнения о том, что весь Ленинград сражался в кольце блокады, так что подходящей оказывается любая точка на карте города (при этом центральное расположение часто аргументировалось соображениями функционального порядка, преемственностью революционной памяти или необходимостью включения в систему исторических ансамблей и мемориалов). В последние годы развернулась дискуссия о месте строительства нового музея обороны и блокады Ленинграда, причем стороны фактически повторяют аргументы полувековой давности.
Итак, по мнению автора, «памятник должен быль расположен у взморья и обращён свои главным фасадом на Запад. В силу этого наиболее подходящим местом <…> мы считали бы Васильевский остров[122] /кольцо за Горным институтом, Гавань или еще лучше остров Голодай/. Именно Васильевский остров – колыбель старого Петровского Петербурга – должен иметь и новый центр <…>. По своему местоположению, размерам, высоте памятник должен стать одной из профилирующих, опорных точек нашего города <…>, такой как Петропавловская крепость, Адмиралтейство, Исаакий, дом НКВД, новое здание Ленсовета и т. п. Здание должно господствовать над окружающей местностью, быть расположено на известной высоте, спускаясь амфитеатром, системой лестниц и переходов к взморью, в целях объединения всего комплекса зданий оно охвачено стеной /подобно Кремлю/ и с 3-х сторон окружено парком <…>»[123].