В виде
добавления к некрологу Табиты Уоррен, опубликованному Вами 3 ноября, хочу
сказать, что я был, по-видимому, последним из взявших у нее интервью
журналистов. Основываясь на нашей с ней встрече, я написал для «Индипендент» статью о ней, которая, вследствие
настоятельных просьб Джека Уоррена, напечатана так и не была. Если бы статья была напечатана, неверная картина последних лет
жизни Табиты никогда бы не получила столь широкого распространения.
«Авторизированная версия» событий состоит в
том, что «Кошачья лапа» стала последней книгой Табиты, что она не видела
необходимости добавлять к главным своим произведениям что-то еще, что она
получила все, о чем когда-либо мечтала -
включая, это стоит отметить особо, непомерное богатство. Вы сами повторили
известную историю о том, как она однажды подожгла от ресторанной свечи
двадцатифунтовую банкноту, и сказала, вздыхая, что, пока та догорит, отчислений
за продажу ее книг у нее на счету появится в два раза больше.
Говоря со всей
честностью, я, при получении мною задания взять это интервью, к числу ее поклонников отнюдь не
принадлежал. Мои вкусы были более «литературными» и, несмотря на
предположительную притягательность Табиты Уоррен для всех и вся, лично я
находил ее oeuvre[16] легковесными. Бесконечная серия ее романов,
в которых повествование ведется от лица обуянных страхом животных,
представлялась мне занимательной, но построенной на ловком обмане - чем-то вроде «Обитателей
холмов» с претензией на Кафку, как
выразился я в написанной мною статье. Однако мой редактор считал Табиту великим
мастером прозы, к тому же ходили слухи, будто из того, что в издательском мире
любовно именовали «крольчатником», вот-вот явится на свет еще одна книга.
(«Любовно», не потому, что Табита и ее муж так уж всем нравились, но по причине
доходов и шумного оживления в прессе, которые наверняка породила бы борьба за
приобретение прав на ее новую вещь.)