Близнецы Фаренгейт

И тем не менее, мое первое впечатление от Табиты Уоррен было куда более благоприятным, чем я ожидал. Она казалась смущенной, даже расстроенной поднятым вокруг нее шумом. Едва лимузин остановился у дома, как Табита вышла, чтобы поприветствовать меня улыбкой и предложить: «Может быть, займемся этим здесь, на солнышке?». Однако агентесса и муж Табиты немедля оттеснили ее в дом. Потом  агентесса, напрочь лишенная, по всему судя, способности просто взять и уйти, потратила несколько столетий, выговаривая мне за все то, что я, по ее мнению, задумал написать. А следом бразды правления перенял муж, заявивший, что, согласно его договоренности с «Индипендент», интервьюировать следует их обоих, одновременно. Большой, угрюмый увалень в совершенно жутком двубортном коричневом костюме, он стоял у кресла, в котором сидела Табита, и его огромная, покрытая коричневыми пятнышками лапа покоилась на ее тонком плече.

Я настоял на том, чтобы поговорить с Табитой с глазу на глаз, и он пошел на попятный, однако в полном уединении нас все-таки не оставил. Через минуту после того, как муж Табиты покинул гостиную, я услышал, как он копошится в смежном с ней кабинете, якобы разбирая письма поклонников.

- Какой радушный прием, - сокрушенно сказал я и, повинуясь внезапному импульсу, решил проверить эрудицию Табиты: - Я ощущаю себя прямо-таки Шарлоттой Корде.

- О, можете заколоть меня, дорогой, - ни секунды не помедлив, откликнулась она. - Если, конечно, кинжал у вас чистый.

И улыбнулась. Лицо ее казалось маской, составленной из сплошных морщин и накрытой сверху коротким, очень не дешевым, черным как смоль париком, но в остальном впечатление она оставляла элегантное, эффектное. Снимок, который «ХарперКоллинс» так и продолжает печатать на задних обложках ее книг, сделан был, надо полагать, лет двадцать назад, однако Табита по-прежнему предоставляла его для публикации - за отдельную плату. Да и тело ее сохранило хорошую форму: стройное, в черных гамашах под деревенским платьем - вернее сказать, деревенской моделью, созданной шикарным французским кутюрье.

- Как бы там ни было, - продолжала она, наклоняясь вперед и переходя на шепот, - их волнуете не вы, их волную я. Они боятся, что я опозорюсь.

И она театрально расширила большие зеленые глаза.