Тишина вокруг стояла мертвая. Обычно, когда Морф приезжал сюда в гости, по дому разлетались из дряхлой акустической системы рулады Паваротти или Каррераса. Отец Ильдико принадлежал к числу тех, кто свято верит, что никаким компакт-дискам никогда не дотянуть до уровня богатого, естественного звука, порождаемого старомодным винилом, - особенно, если звук этот исходит из русской работы колонок величиной с транспортный контейнер. Человек глуховатый, он запускал своих импортных теноров на полную катушку, однако сейчас даже шелеста каких-либо арий слышно не было.
Морф сел в постели. Из одежды на нем только и осталось что футболка с трусами. Голова немного кружилась да и слаб он был, как новорожденный котенок.
- Ильдико, - негромко позвал он.
Она появилась в дверном проеме почти мгновенно, держа в руках большую наполненную кофе кружку, изображающую белку.
- Врачиха приходила, - сообщила она. - Вколола тебе обезболивающее и что-то от рвоты. Сказала - мигрень.
- Концерт…
- Давно закончился. Тебя подменил Золтан из «Ферфиака».
- Золтан? Да ему же только на почте штемпелем по конвертам стучать, душу из них вытрясать…
- Может, и так. Но его поставили вместо тебя. Сейчас они уже к Братиславе подъезжают.
- К Братиславе? Как это? - Он сбросил ноги с кровати на пол, попробовал встать, но обнаружил, что всего только двух конечностей для такого подвига маловато.
- Да ведь уже почти сутки прошли, - сказала Ильдико и немного раздвинула шторы. Из окна хлынул несомненный дневной свет. На полу заиграл коричневато-золотистыми красками коврик из крашенной овчины. Морфей обнаружил, что теперь ему по силам справляться с такими штуками, что солнечный свет уже не выходит из пределов терпимого. Хотелось пить да и есть тоже - не сильно, хотя в животе у него было пусто, как в большом барабане.
- Мне нужно попасть в Братиславу, - сказал он.
На бедре, там, где вошла игла, осталась корочка запекшейся крови. Никакой врачихи Морфей напрочь не помнил, хотя смутные воспоминания о том, как он появился в доме родителей Ильдико, у него сохранились: восторженный лай собаки, смущение, которое он испытывал, когда его чуть ли не волоком перетаскивали через порог, его обмякшие руки, свисавшие с плеч крошечных пожилых супругов, сюрреалистических проход вдоль книжных полок, заставленных Гёте и антикварными вещицами, стены, увешанные головами антилоп и тиковыми рамками с вязанными крючком сельскими сценами, дверь «гостевой» спальни с фотографией улыбающейся выпускницы на ней, пустой пластмассовый аквариум для рыбок, который ему выдали, чтобы было куда блевать, и божественное облегчение от того, что он, наконец, неподвижно лежит в тепле и темноте.
- Давай сначала посмотрим, сумеешь ли ты до уборной добраться, - предложила Ильдико. Она стояла перед ним с беличьей кружкой в руках, спокойная и счастливая. Ильдико всегда испытывала радость, снова увидев свою прежнюю комнату, напоминавшую ей, что теперь она ведет жизнь, полную бессистемного минимализма.
- Я у твоих родителей в прихожей на ковер наблевал, - внезапно вспомнил Морфей.
- Не волнуйся, его это только украсило, - сказала Ильдико. - К тому же, у них теперь одни новые цихлиды на уме.
Морф представил себе господина и госпожу Флепс: как они сидят в гостиной, забыв про Паваротти, и неотрывно, с завороженной набожностью вглядываются в новых заграничных рыбок. Он хмыкнул и разрешил себе повалиться назад, на одеяло.
- А ты очень мило смотришься в большой кровати, - сказала Ильдико, вытягивая из-под Морфа покрывало и укутывая его.
- Я чувствую себя, как… в общем, хоть в гроб просись, - простонал он, однако фразочка эта, похоже, у венгров хождения не имела, поскольку Ильдико ответила:
- Боюсь, гроба в доме родителей не найдется. А как насчет чашки куриного бульона?
- Просто… кофе, спасибо.
- Может, лучше чая - в такой же вот белке? Дорогого английского чая, который мой отчаюга-отец купил в семьдесят седьмом на черном рынке? С тех пор, он так и дозревает в жестянке, тебя дожидается.
Морф устало закрыл глаза:
- Моя группа меня бросила, - произнес он голосом, глубоким, как Ад.
К вечеру Морфей был уже на ногах. Из комнаты, в которой расположились благодушно участливые госпожа и господин Флепс, сверхдружелюбная немецкая овчарка и уже освоившиеся на новом месте тропические рыбки, он поговорил по телефону с Цербером.
- «Слэйеры» всем осточертели, - с сильным эрширским акцентом уверил его Церб. - Старичье. Мы их побьем по всей Европе.
- А как же я? - спросил Морф.
- А вот ты их и прикончишь. Догоняй нас, как сможешь. До встречи в Гоморре! - Церба несло, в крови его бушевал адреналин. С минуты на минуту ему предстояло выйти на братиславскую сцену и голос его звучал так, точно он летел на огромной приливной волне всеобщего обожания, - или повстречал торговца кокаином и не устоял перед соблазном.
- Ну, как они там справляются? - спросила Ильдико, когда Морф положил трубку.
- Не знаю, - ответил он. - Вроде, неплохо.