На горном хребте Джиё вечно холодно, и вечно одно королевство пытается завоевать другое. А на это нужны здоровые взрослые мужчины, — она подтянула колени к себе, её густые брови съехались к переносице. — Теперь подумай, какая участь ждёт любую девочку, которая рождается там. Быть курицей-несушкой, которая выдаёт по будущему воину в год. А мы нужны им, чтобы их дойные коровы не умирали при родах, и чтобы убийцы наших людей не дохли, как мухи, — Таяна заламывала пальцы до хруста. — Они презирают нас как женщин. Мы ведь не миниатюрные, не хрупкие, у нас загорелая кожа… Но они точно нами не брезгуют, если ты понимаешь, о чём я. Это не про желание, а про власть, — Таяна обняла колени и еле заметно покачивалась. — Мы догоняли их отряды и вырезали захватчиков, но месть не успокаивала наших сестёр. Они больше не хотели жить. Мы и сами предпочитаем убить себя, чем служить им, потому что из гор нет выхода. За всё время вернулась только Верховная Воительница. Но и она об этом предпочитает молчать.
Рука сама собой сжималась в кулак так сильно, что ногти впивались в ладонь. Мэл слышала рассказы о войне херувимов с горцами, которая закончилась ещё до её рождения. Но сейчас в Теосе можно было обсудить разве что сплетни. Хотелось кричать. Кричать так, чтобы слышно было в Императорском дворце — может, тогда херувимы посмотрят, что их давние враги творят в Садиже. «Но кто я такая, чтобы на меня обратили внимание?» — пальцы разжались — только краснели следы-полумесяцы, — «Я же просто сумасшедшая Мэл».
— Но Верховная Воительница ведь обращалась к нашим Высочествам, да? У нас же вроде хорошие отношения…
— С каких пор отсутствие отношений — это хорошие отношения? — отрезала Эйша.
Мэл хватила ртом воздух, но не нашлась с ответом.
Таяна и младшая целительница проводили вечернюю процедуру. На этот раз бедуинки будто рисовали овал над её телом. Мэл стало жарко, вены на кистях вздулись и просвечивали фиолетовым. Сердце колотилось всё сильнее и быстрее, а тепло ощущалось даже в пальцах ног. Когда бедуинки закончили, она чувствовала себя так, будто только что пробежала до границы и обратно.
В шатёр занесли казан с ужином, и всё пространство наполнилось ароматом пряностей. Мэл стеснялась попросить порцию. Её желудок напомнил о себе сам.
— Прости, но тебе нельзя много есть, пока мы не прибудем в Зуслан, — Таяна протянула ей косичку копчёного сыра и мешочек: внутри были разные орешки, семечки и сухофрукты.
Мэл и этому была очень рада.
Ложки стучали о тарелки, бедуинки сёрбали горячий напиток и перебрасывались фразами. Отряд окончательно перебрался в шатёр, и опустился занавес: снаружи всё тепло уже взвилось к звёздам. Все размотали платки, открыв лица и волосы. Мэл с удивлением отметила, что весь отряд состоит из женщин.
— Извините, а у вас на службу берут мужчин?
Бедуинки повернулись к ней, застыв кто с полными щеками плова, кто на полпути ложки ко рту.
— Ну, вообще у нас есть мужчины-воительницы, — ответила Эйша. — Но их гораздо меньше. Может, дерутся они почти так же хорошо, как мы, но только уметь махать саблей мало: нужно ещё знать, как подлатать себя и раненых сестёр. А колдуют они лучше над растениями. Да и не мужское это дело. Им бы вот детей воспитывать или торговать. Магия жизни это тебе не ветер, который дует для всех одинаково.
— Почему Вы так уверены? В Садиже есть херувимы?
— Есть, но доходят до нас лишь единицы. Большинство сбивается с пути из-за миражей, или попадает в песчаные бури, или на них нападают джинны…
— Да-да, так что как вернёшься — не забудь рассказать об этом своим землякам, чтобы они к нам не совались, — перебила Эйша. — Ты же вернёшься в Теосийскую Империю, верно? — она подмигнула Мэл и отвернулась.
— Не бери в голову — у неё просто особая неприязнь к чужеземцам, — сказала Таяна и улыбнулась, накрывая Мэл шерстяной накидкой, — лучше постарайся уснуть — мы отправимся в Зуслан ещё до рассвета.
***
Мэл лежала на скамье в столовой глиняного дома. Через окно была видна шарообразная печь, в которой готовили лепёшки. Юноша прилеплял кругляши из теста к стенкам, и ловил их лопаткой, когда они, пропёкшись, летели прямо в огонь. От печи шёл жар, и его голая спина блестела от пота. Он был хорош собой, но Мэл старалась не смотреть — у херувимов показывать так много кожи считалось неприличным.
— Ну скажи — хорошенький? — бедуинка, не отрываясь, глядела в окно, подперев подбородок рукой.
— Ага, ещё и хозяйственный.
Седая хозяйка дома принесла уже готовые лепёшки, и все принялись за поздний завтрак. Все, кроме Мэл.
— Ну, что с ней будете делать, целительница? — спросила Таяна, бросив взгляд на херувимку.
Целительница повернулась к раненой и прищурилась. Кроме волос и ослабшего зрения, мало что выдавало её возраст: паутинки морщин почти не смяли кожу, и держалась она с военной выправкой.
— Что-что… Гипс наложу, и будет лежать, пока хотя бы лопатка и рука не срастутся. А потом и на кресло можно будет посадить, и костыли выдать. Но для начала тебе бы помыться и переодеться, птенчик.