Ближе, чем ты думаешь

— Я полностью уверена, ваша честь, что в освобождении под залог должно быть отказано. Это сэкономит нам время, чтобы еще раз не отвлекаться на подробное рассмотрение обвинения в хранении наркотиков.

Я изо всех сил пыталась не закричать. И если бы судья не предупредил меня прямым текстом, я бы наверняка так и сделала.

Судья откинулся назад и вновь нацепил на нос очки для чтения.

— Мистер Ханиуэлл, у вас есть что сказать в пользу своей подзащитной?

Тот все это время стоял поблизости, как столб. Я пыталась хоть чем-то побудить своего никчемного адвоката сказать что-нибудь, что могло сделать происходящее хоть чуточку менее абсурдным.

— Ну… — наконец произнес он, причем из-за его южного акцента это прозвучало как «ноу». Затем выдал: — Ваша честь, как вам известно, я еще не имел возможности лично переговорить со своей клиенткой, а потому не владею информацией о произведенном нападении с ее слов. Но она еще ни за что не была осуждена. Я просто прошу вас иметь это в виду.

Каким же жалким он при этом выглядел, этот человечек.

— Хорошо, мистер Ханиуэлл, я вас понял, — сказал судья, еще раз поправив на носу очки. — Должен сказать, я понимаю озабоченность Содружества подобными вопросами, но думаю, что прямой отказ от возможности освобождения под залог на данном этапе будет выглядеть чрезмерной мерой. Предлагаю действовать методически; посмотрим, какой вердикт вынесет Большое жюри. Тем временем я продумаю подходящую сумму. Для начала пусть будет двадцать тысяч долларов. Миссис Баррик, если вы решите обратиться к поручителю, вам придется заплатить десять процентов от этой суммы.

Я вся осела в своем оранжевом комбинезоне. Две тысячи долларов значили для меня столько же, сколько два миллиона. Даже в мечтах я не могла увидеть столь крупную сумму на своем банковском счете, ведь мы совсем недавно купили дом.

— Спасибо, судья, — сказал мистер Ханиуэлл с таким видом, словно только что оказал мне огромную услугу.

Затем он посмотрел на меня.

— Миссис Баррик, у вас есть кто-нибудь, кто может за вас поручиться? Кто-то из семьи? Может быть, ваш муж?

— Я не… Я так не думаю. У нас действительно нет таких денег.

— Жаль слышать подобное, — сказал он и вновь повернулся к судье. — Ваша честь, в сложившихся обстоятельствах мы отказываемся от предварительного слушания и обратимся прямо к суду. Не думаю, что мисс Баррик захочет оставаться в Мидл-Ривер дольше, чем это действительно необходимо.

Судья снова посмотрел на что-то, лежащее на его столе.

— Хорошо. Как насчет того, чтобы назначить дату заседания на восемнадцатое мая?

18 мая? Меня собирались держать в тюрьме до 18 мая? Мистер Ханиуэлл на мгновение исчез с экрана. Когда он вернулся, то сказал:

— Хорошо, ваша честь.

— Хорошо, тогда, я думаю, мы договорились, — сказал судья. — Миссис Баррик, вы предстанете перед заседанием окружного суда восемнадцатого мая. Вам нужно будет переговорить со своим адвокатом, чтобы подготовиться к судебному разбирательству. Он сможет проконсультировать вас по этому поводу. Есть ли лично у вас вопросы?

Вопросов были тонны. Но ни один из них не мог спасти меня.

— Нет, ваша честь, — ответила я.

— Хорошо. Удачи вам, мэм. Мистер Ханиуэлл, есть ли у вас еще информация для вашей подзащитной?

— Я навещу вас на следующей неделе, чтобы мы могли все обсудить, — сказал тот. — Скорее всего, меня также назначат защищать вас по обвинению в хранении наркотиков, так что у нас, похоже, очень даже будет о чем поговорить.

— А вы можете… Вы можете помешать им предъявить обвинение в хранении наркотиков?

— Не совсем так, миссис Баррик. Извините, но все выглядит немного иначе.

— Но эти наркотики не мои, — в очередной раз сказала я.

Все это он уже слышал раньше.

Глава 15

Когда я более или менее освоилась с бытом тюрьмы, жизнь стала для меня обыденностью, реальность постепенно стала оседать на мне густым, деморализующим туманом.

До 18 мая оставалось больше двух месяцев. К тому времени Алексу должно будет исполниться пять месяцев, и как же сильно он будет отличаться от того ребенка, которым помнила его я! Я видела, как это происходит с детьми моих друзей. Младенцы претерпевают неудержимые метаморфозы в течение четвертого и пятого месяцев жизни, отбрасывая последние кусочки присущей новорожденным непонятности и быстро превращаясь в маленьких, но совершенно настоящих людей.

Через два месяца половина его прожитой жизни будет мной пропущена. При этом предполагалось, что я смогу разобраться с обвинениями в нападении, хранении наркотиков и в абсурдном желании продать моего ребенка: из тюремной камеры выполнить хоть что-то из подобного было более чем непросто.

Мне едва удавалось сохранять самообладание, когда я находилась в обществе других заключенных. Чтобы хоть как-то отвлечься, я раздобыла книгу Норы Робертс[11] в мягкой обложке, и притулилась в углу, уткнув в нее свой нос так глубоко, словно передо мной была реинкарнация романа «Убить пересмешника».

Наверное, целый час я просидела там, погруженная в свои страдания. Я даже не понимала, что происходит, когда ко мне подошел один из охранников.