Как мы теперь знаем, после XVII съезда ВКП(б) многие его делегаты, прежде всего те из них, кто был знаком с «завещанием» Ленина [54], считали, что наступило время переместить Сталина с поста генсека на другую работу. Заменить его вполне мог Киров и из-за его огромной популярности, и в связи с его триумфом на самом съезде. В ходе выборов нового состава Центрального Комитета против Сталина голосовало около трехсот делегатов, тогда как против Кирова всего четыре человека. Съезд тем самым отчетливо выразил свое отношение к вождю. Тем не менее генеральным секретарем вновь был избран Сталин. А вот последствия голосования для большинства участников съезда оказались трагическими. Из 1966 делегатов с решающим и совещательным голосом (около 80 процентов из них вступили в партию до 1921 года) 1108 человек были арестованы по обвинению в контрреволюционной деятельности. Около 70 процентов членов и кандидатов в члены ЦК, избранных на съезде, подверглись репрессиям. В число обреченных попал и Киров, который в глазах Сталина стал одним из главных его противников.
Хозяин после съезда сделал неприятное для себя заключение: в партии зреют серьезные силы, несогласные с его курсом и пытающиеся оказать ему решительное противодействие… Отсюда вывод: эти силы необходимо постепенно, без малейшего сомнения уничтожить.
Блюхер не верил, что убийство Кирова совершил террорист-одиночка. За спиной Николаева стоял кто-то всесильный, Николаев — только орудие в руках могучей организации. В беседах с товарищами проскальзывали догадки, что к покушению причастны ответственные работники органов государственной безопасности, и в первую очередь заместитель наркома внутренних дел Г. Г. Ягоды Я. С. Агранов и его ближайший человек И. В. Запорожец. Агранов давно в ОГПУ — НКВД, на протяжении многих лет занимает руководящие должности. На следующий день после убийства Кирова он занял место снятого с должности начальника Ленинградского УНКВД Ф. Д. Медведя. Запорожец — выдвиженец Ягоды и Агранова, в 1932 году по их рекомендации он был назначен первым заместителем начальника Ленинградского управления НКВД…
Говорили: при выборе исполнителя злодейского убийства организаторы остановились на Николаеве не случайно. Он в свое время работал в органах НКВД, затем в РКИ, и отовсюду был изгнан. Ему внушалось, что в неустройстве его судьбы виноваты руководители Ленинграда, и прежде всего Киров. М. В. Росляков, в то время член Ленинградского обкома и горкома ВКП(б), рассказывал: была подброшена и грязная сплетня о близких отношениях Кирова с Мильдой Драуле, женой Николаева. Тем самым разжигалось в Николаеве чувство ревности, желание рассчитаться с «соперником». С апреля 1934 года до дня убийства Николаев всячески отлынивал от предлагаемой ему работы, но, очевидно, получил те 30 сребреников, которыми с древних времен оплачивают вероломство и предательство. В течение последних шести-семи месяцев Николаев дважды подбирался к Кирову, и органы НКВД дважды его отпускали безнаказанным.
Так кто же этот всесильный человек, которому подчинены и могучая организация, и ответственные работники органов государственной безопасности, и террорист-одиночка Николаев?..
Блюхер, оставаясь наедине с самим собой, размышлял: а знал ли Сталин о готовившемся покушении на Кирова? Может, знал, а может, догадывался. Организаторы убийства, вероятно, хорошо понимали, что вождь видит в Кирове опасного соперника, что растущий авторитет Мироныча, как называли в народе Кирова, начинает ставить под сомнение монополию руководства Сталина. И они ударили по Кирову. Ударили без промаха, будучи уверенными, что тяжелых последствий для них не наступит. Сталин не случайно с первого часа после убийства взял под свой пристальный контроль ведение разбирательства случившегося, подобрал верного человека — Ежова, которому вместе с Аграновым поручил провести «тщательное следствие»…
Блюхеру вспомнилось, как прошлым летом в один из выходных дней собрались он, Лаврентьев, Крутов, Дерибас, Западный на берегу Амура на даче УНКВД. Изрядно выпили и, как водится в таких случаях, повели разговоры на «горячие» темы: о высших руководителях страны, о закулисной жизни партии. Терентий Дмитриевич Дерибас привез свежий номер журнала «Большевик», в котором была опубликована статья Лаврентия Берии, восхвалявшая Сталина. Дерибас смеялся: «Представляете, какую реакцию эта статья вызвала у многих… Особенно у кавказских товарищей. Надо было видеть бурное возмущение Берией Авеля Енукидзе…» [55]А Лаврентьев поведал об одном случае, рассказанном Кировым в кругу друзей: «Иду я со Сталиным по Кремлю, нам навстречу Иванов-Кавказский [56], улыбаясь, приветствует нас и в адрес Сталина бросает: „Здорово, хозяин!“ Сталин ему не ответил, лишь ожег его злым взглядом. А мне сказал раздраженно: „Хозяин — это что-то байское. Дурак!“ Не поздоровится теперь бедному Иванову-Кавказскому…»