Блики, или Приложение к основному

Наклонившись, он подобрал с дороги пустой папковый патрон, поскрёб ногтём по оржавевшему частично цоколю и прочитал вслух то, что было на нём отштамповано: «AZOT… 12». «Двенадцатый», – произнёс. А после смял в пальцах хлипкую уже гильзу, швырнул её в сторону и сказал: «Нет… нет, конечно, только нож», – и заметил: выстрелом сорвались с берёзы косачи и взмыли тут же высоко-высоко, крыльями махая часто-часто, чуть не как мухи; и скоро в точки обратились – на голубое порох будто кто просыпал. Перестал следить за птицами, глазами под ноги себе упёрся – снуют те, как челноки, будто по собственному произволу.

И сердце ёкнуло, и захватило дух. Вот и теперь ещё под ложечкой сосёт, представлю только, оторопь берёт: а если б вдруг! – но ничего же не случилось: за локоть мой ты ухватилась, назад попятилась и говоришь: «Ух ты-ы! Ой, мамочки!.. Как круто тут и как красиво!» – и слово каждое, и вскрик ведь тоже…

Поле, по которому он сейчас шагает, прошлым летом было выкошено – ёжится теперь клеверной отавой. Сено – зимой ещё, по снегу, в другое время его отсюда и не вытащишь – вывезли, но остались стоять разгороженные с торцовых стенок остожья – светлеют берёзовыми кольями и жердями; на одной из поперечин одного из остожий, самого близкого к дороге, сидит молодой коршун – осанистый, внимательный.

И я попятился – действительно: а вдруг!.. Обнял тебя… Рубаха – солнцем пахнет. Плечи… но говорил уже, что: больно… Губы – сухие – запеклись, к ним – как к гербарию: едва дыша… И ободки… Ноет душа: всё помню – помню каждый блик – только мелькнувший по лицу, и тот, что так: упал, запутался в ресницах… И – гордостью распёртый, не знаю только, почему, я говорю: «Ну-у», – то-то ж, мол, как будто сам к созданию причастен, словно в помощниках был у Творца, в который день вот только, не припомню… Кемь сверху – как стеклянная петля, в петле – пихтач густой – как скот в загоне. По берегам седые тальники – воды касаются – как кошки лачут. И солнце из реки – как новая копейка. Из сопок в сопки – я про Кемь… Синь в небе вытравилась – смотрится белёсо. Не поминая шиверу, но даже там, в глубоком, тёмном вроде плёсе, просвечивает дно… проглядывает – так вернее. Вот что ещё: и сопки в сизой, лёгкой дымке – где-то горит тайга – от этого. И кроме духоты парной, вдобавок к ней ли, багульника аптечное удушье… Стоит ступить, хвоя хрустит, устелен плотно ею яр; где не растёт на нём трава, он, яр, коричнево-бордовый… Кукушку слышно еле-еле – кто любопытный где-то загадал на жизни срок своей – пророчит…

Я говорю:

Пошли?

Угу, – слышу.

Пропустил его коршун, не слетел с остожья, так и сидит, следя за человеком зорким, горделивым оком; не стал он спугивать коршуна; возможно, что и не заметил его даже.

Пошли. Идём. Бочком, ежовыми шажками. Вниз смотреть тебе не советую, чтобы голова не закружилась. Ты и не смотришь вниз, не смотришь никуда – зажмурилась – как от яркого. Положилась на меня полностью – шалею от такой доверчивости… По натоптанной петлисто рыбаками тропинке, придерживаясь за гибкие кусты краснопрутника и его, и сосен корни – обнажены те по всему обрыву, – спустились кое-как. И сразу так: вздохнули облегчённо. Возле реки разулись – и хоть прыгай по песку – так раскалился…

Что в бутылке оставалось, допил, на землю вытряхнул одёнки из бутылки, нависший над дорогой черёмуховый сук обломил, насадил на него горлом пустую посудину.

Так пусть торчит… Жив-здоров буду, возвращаться, Бог даст, стану, увижу, как метку, так, может быть, и вспомню, что я тут, о чём… ещё что, может, и добавлю… убавлю ли… если что в голову придёт… а так-то: чуть не наизусть… Ну, там посмотрим.

Ну а потом:

Лежим рядом – но не касаемся, воздух между нами – со струну пространства – даже и звенит будто. Молчим. Давно уже молчим. Не потому, что нечего сказать друг дружке, – не говорится, бывает так; только оно, молчание, не в тягость – тогда такого ещё не было, будет потом – из-за того, и имени которого никак не вспомню… просто: молчим – и всё, может, и думаем мы об одном и том же – тогда не смел предположить, теперь вот только… Если про чувство, то: земля уходит – часто случалось раньше, мне оно знакомо… то есть всегда, когда с тобой оказывался рядом. Как стосковался, Господи, как я соскучился: крылья имел бы – полетел… Лежим. Рядом. Молчим. Струна только… звенит, разъединяя, объединяя ли… но не об этом.