Он так тебе и скажет… так, примерно.
Я тебе так, примерно, и скажу:
Рядом с тем местом – не так уж, конечно, и рядом: если поторопиться, дошагать до станции можно минут за пятнадцать. Оттуда слышно, как поезда туда-сюда проносятся: одни – с грохотом, другие – со свистом, а как пообвыкнешь, так и замечать вроде перестаёшь, если какой твоё внимание случайно не зацепит. Тоже и этот – пассажирский. В двенадцать двадцать, помню, прибывает, стоит, в тринадцать ровно должен отходить. Но так-то редко, чаще – с опозданием… Как и в тот раз – и не намного хоть, но задержался.
А я тогда и пива две бутылки уже выпил. И водки сверху граммов двести. Так и не нервничал поэтому – терпелось…
Прикрыл глаза – и расписание увидел. На полстены. В зале светло – окна большие…
Вот и сейчас – на ве́ках будто отпечатано, долго читаю – расплывается. Как сквозь слезу. И с книгой так же иногда – ну и отложишь… Прочитал одну тут: «Тени исчезают в полдень»… Не исчезают, может быть, а сокращаются… не знаю…
Словом, на поезде он и доехал до Исленьска.
Да, так вот и начну, наверное… скорей всего… но прежде:
Бог если дозволит… как будто Он уже дозволил, и мне осталось лишь исполнить, а я исполню. Ну и конечно: глубокой осенью, в холодное предзимье, когда выстывает не только воздух, но и душа – та уж и вовсе – от одиночества, когда дни становятся короче вдвое, когда люди с работы домой возвращаются уже не засветло, уже и не в сумерках – я про вечерние, до утренних, боюсь, не дотяну, не хватит выдержки: обнаружу себя как-то – закричу, как птица, завою ли, как волк, – а в кромешной темноте, то есть в такой, когда ни зги…
Выждет он, выберет. Конечно. Ждал он и дольше. А как подумает – сколько, ему и кажется, что – век. Ну а вдобавок: ещё и в численник заглянет – есть там это, пропечатано, если и не во всех, то в некоторых – точно, чуть ли не в каждом доме – а он всегда старается так думать: дом – висит на стенке, отрывной, в том вот и фазы обозначены – чтобы без промаху уж, чтобы…
Как Сулиан, когда я в детстве собирался что-то мастерить – что бы то ни было – скворечник, самокат ли: отрезать, отпилить ли, парень, ты всегда, дескать, успеешь, ума много на это не надо, лучше, как люди добрые советуют, семь раз отмерь, один – отрежь. Так Сулиан тогда, ну так и я теперь вот… Но снега нет ещё когда: ещё не выпал – снег тайны не хранит, болтлив – поэтому, без этого – люблю… даже тогда, когда он ломится с полночным ветром хлёстко, – лицо ему, секущему, подставить – как для пощёчины, – хмель на носу когда, тогда – особенно, но…
Но о другом он…
Я о другом:
Я куплю билет. Туда и обратно. В оба конца ли – ещё и так ведь говорят…
И слышал он, что продают так.
Слышал – я расписание как раз разглядывал – тётка какая-то брала так: туда ей, дескать, и обратно… Чтобы там лишнего-то не слоняться.
Было бы там на это время пасмурно…
Обдумал всё. Обдумал тщательно.
Город, в котором ты сейчас живёшь, – произношу «живёшь», язык к гортани пристывает, словно к железу на морозе, ещё и крепче: пока не выпьешь и не отдерёшь – город, в котором ты сейчас находишься с тем, с посторонним – когда вернулся я, мне сразу и сказали: мол, с лейтенантом, в каком теперь он звании, не знаю, но мне к нему не обращаться с рапортом, пусть хоть майор, пусть хоть полковник, а в темноте-то: все – как рядовые, – город чужой и незнакомый, я и названия-то раньше не слыхал такого, искать на карте его стал – и не нашёл – не обозначен, в уме лишь улицу нарисовал, и дерево, и столб фонарный; фонарный столб – тот так: где его ставлю, не стоит – то, смотришь, тут, то, видишь, поскакал, как конь, куда-то: бумажный лист – так за его пределы – и шаг, и оступь всевозможную, и каждый жест я повторил бесчисленно. И слово… И не она…
Нет, нет, и это правда, не она, не твоя мать дала ему твой новый адрес. Нет, конечно. Он бы и близко к ней…
Я бы и близко к ней не подошёл – противно. И потому ещё, что мерзко перед Богом… Хуже, чем запустение… Тут бы и мать моя, узнай она про это, и Сулиан – тот-то особенно… Ну что ты, Господи, и не представишь: где бы увидел, за версту бы оббежал – так сторонятся люди падали… Да нет, конечно. Слукавил бы, но не умею. Сумел бы, может – не хочу. Да и сама она – после того – его и имени никак не вспомню, будто и было не из нашего оно наречия…
Адрес твой достала для меня та, что работает в магазине продавщицей, и по сей день, и нынче вот с утра… зашёл – она там… ты её знаешь, должна знать, ты её помнишь – должна помнить… ну, как-то видела её, по крайней мере, ненавидя: брал у неё вино я, когда вздумаю, когда ребятам ли приспичит выпить, а тем – так часто… и среди ночи, в любой час. Беру я и теперь: вот хоть и это… лучше бы – белую, но, говорит, не завезли, идти домой к ней – отказался… словом – поэтому… кто-то, быть может, так соседа ненавидит… Ну, парень, будем.