Блез Паскаль. Творческая биография. Паскаль и русская культура

Процессу нигилистического и цинического разложения светского гуманизма Франк противопоставляет “некую непосредственную здоровую реакцию человеческого здравого смысла и человеческой совести. Именно такое сочетание приводит к умонастроению чрезвычайно популярному среди лучших умов нашего времени, которое можно назвать “скорбным неверием”. Сочетание осознания неодолимой власти тьмы в эмпирическом бытии с чувством рыцарского служения неосуществимому идеалу, с нравственным требованием “защищать безнадежную позицию добра против победоносной, всемогущей силы зла”. Тем самым, пишет он, молчаливо и бессознательно признается Святыня как “начало неземного порядка”, превосходящее всякую фактическую реальность и способное в новом, религиозном, опыте незримо воздействовать на неизмеримые глубины человеческого сердца. Тогда через скорбное неверие открывается подлинная вера, которая состоит в том, что «воплощение Христова откровения, Христовой правды на земле совершается в борьбе с силой тьмы и с косностью человеческого сердца. Но обетованная нам неодолимость божественного света дает нам все же право веровать, что – часто отступая в незримые глубины, гонимое силами мира сего – посеянное Христом горчичное зерно продолжает развиваться, прорастать и созревать в огромное дерево, что малая закваска невидимо мало-помалу окисляет все тесто. В этой неопределенной форме, принципиально считающейся с неисповедимостью Божьего Промысла, мы имеем единственную оправданную форму веры в “прогресс” – веры в приближение мира, сложными и таинственными путями, к его конечной цели…».

Материал и опору для своих размышлений Франк находил в русской классической литературе, которую он считал одной из самых глубоких и философски постигающих жизнь и о выдающихся представителях которой достаточно много писал. Среди отечественных писателей он выделял, прежде всего, Пушкина, как “мыслителя-мудреца”, сумевшего в непритязательной форме раскрыть существеннейшие закономерности духовной и исторической жизни человека, обладавшего “живым ведением”, которое есть “самопознавшая себя жизнь”, не исчерпываемая никакими идеями или системами. Среди западных философов особое место в его творчестве занимает личность Паскаля.

Паскаль является для Франка одним из тех немногих мыслителей, которому удалось столь глубоко и проникновенно представить напряжение между нищетой и величием пребывания “лишенного владений короля” человека на земле, выразить сознание трагичности человеческой души в разлагающемся теократическом порядке и секуляризирующемся мире и в самой этой трагичности раскрыть ее нерасторжимую связь с Богом. «…Величие и всемирно-историческая значимость духовного борения Паскаля, – пишет он в книге “Реальность и человек (метафизика человеческого бытия)”, – заключается именно в том, что они были спонтанным выражением нового жизнечувствия человека, более первичного и глубокого, чем какая-либо богословская доктрина. Стоит только сравнить духовный мир Паскаля с духовным миром Фомы Аквинского, чтобы ощутить глубину совершившегося перелома, зарождение новой всемирно-исторической эпохи религиозной тревоги, длящейся до нашего времени. У Фомы Аквинского все в бытии рационально объяснено, поставлено на надлежащее место в системе мировой гармонии. У Паскаля, научный гений которого прозревал математическую согласованность мироздания и религиозный гений которого заново открыл интимную связь человеческой души с Богом, – человек все же ощущает себя висящим над бездной. Его ужасает загадочное вековечное молчание мировых пространств, в которые заброшен человек, и его также ужасает бездна греха, иррациональности, бессмыслия, хаоса, бушующих в человеческом сердце. Душа человека, тоска которой по Богу есть сама ее существо, окружена и пронизана иррациональными силами мира. И в этом состоит рационально непримиримый трагизм человеческого существования, преодолимый только героическим усилием верующего сердца и притоком в него сверхмирной благодати (…) Это трагическое жизнепонимание сочетается с глубокой, неколебимо прочной верой в истинность традиционного христианского вероучения, придает ему особую значительность».