Большое внимание Франк уделял осмыслению своеобразия традиций русской философской мысли, оказавшей, народу с мировоззрением Плотина, Н. Кузанского, М. Экхарта, Я. Беме большое влияние на формирование его собственной методологии. По его убеждению, для взглядов русских философов было изначально свойственна опора на интуицию и отказ от доминанты на сугубо понятийное и систематическое познание мира, которое оказывается неадекватным, схематичным и неравнозначным всей полноте истины. Критерием истины как полагал он, должен быть духовный опыт, непосредственное осознание и переживание внутренней целостности жизненных проявлений, а не их внешнее “охватывание” логической очевидностью. Отсюда получается, что “мы ищем не одно, а два знания: отвлеченное знание, выражаемое в суждениях и понятиях, и непосредственную интуицию предмета в его металогической цельности и сплошности”. Для самого Франка “первичное знание” основывается на интуиции и созерцании. Знание – переживание, знание – общение, знание – понимание открывает человеку доступ к глубинным уровням бытия, без учета которых абстрактное постижение бытия остается недостаточно внятной игрой. Именно постольку, поскольку мы страстно отдаем себя решению таких метафизических вопросов, как “Что есть, собственно, человек?”, “Каков смысл его жизни?”, “В каком отношении он находится к последним первопричинам бытия?”, неотвратимо встает вопрос о сути и смысле человеческого познания.
Еще одной характерной чертой отечественной философии, по мысли Франка, является духовный абсолютизм и интегральный подход к бытию. “Русскому духу чужды и неизвестны дифференцированность и обособленность отдельных сфер и ценностей западной жизни – и не по причине его примитивности (как это часто полагают образованные на западный манер русские), а именно из-за того, что это противоречит его внутренней сути. Все относительное, что бы оно собой ни представляло – будь то мораль, наука, искусство, право, национальности и т. д., как таковое, не является для русского никакой ценностью. Оно обретает свою ценность лишь благодаря своему отношению к абсолютному, лишь как выражение и форма проявления абсолютного, абсолютной истины и абсолютного спасения”. Отсюда всеобъемле-мость и одновременно конкретность истины в русской философии, которая не увлекается теоретическими моделями мира или отвлеченными идеями исторического развития. «В русском языке существует очень характерное слово, которое играет чрезвычайно большую роль во всем строе русской мысли – от народного мышления до творческого гения. Это непереводимое слово “правда”, которое одновременно означает и “истину”, и “моральное и естественное право” (…) Русский дух – в лице религиозного искателя или странника из народа, в лице Достоевского, Толстого или Вл. Соловьева – всегда искал ту истину, которая ему, с одной стороны, объяснит и осветит жизнь, а с другой – станет основой “подлинной”, то есть справедливой, жизни, благодаря чему жизнь может быть освящена и спасена. Это, собственно, и есть истина как “свет… который просвещает всякого человека, приходящего в мир” (Ин, 1, 9), истина как Логос, в котором – жизнь, позволяющая преодолевать разрыв между теорией и практикой, между познаванием и формой существования».