Блестящая будущность

— Завтра рано поутру принеси мн пилу и харчи. Принеси мн ихъ вонъ туда, за старую батарею. Если ты это сдлаешь и никому не скажешь ни слова, и даже виду не подашь, что видлъ такого человка, какъ я, или вообще кого-нибудь, то останешься въ живыхъ. Но попробуй только не послушаться или хоть въ чемъ-нибудь отступить отъ моихъ приказаній, хотя бы въ самыхъ пустякахъ, — и твое сердце и печенка будутъ вырваны, зажарены и съдены. Я вдь теперь не одинъ, какъ ты можетъ быть думаешь. Тутъ около меня прячется одинъ молодой человкъ и въ сравненіи съ этимъ молодымъ человкомъ я — ангелъ. Этотъ молодой человкъ слышитъ то, что я теб говорю. У этого молодого человка есть секретный способъ, одному ему извстный, какъ добраться до мальчика и до его сердца и до его печенки. Тщетно сталъ бы мальчикъ прятаться отъ этого молодого человка. Хотя бы мальчикъ заперъ дверь, хотя бы онъ улегся въ теплую постель, хотя бы залзъ съ головой подъ одяло и думалъ бы, что вотъ какъ ему теперь теило и безопасно, — этотъ молодой человкъ все-таки къ нему проберется и его достанетъ. Я теперь съ большимъ трудомъ мшаю этому молодому человку обидть тебя. Мн не легко спасти отъ него твои внутренности. Что ты на это скажешь?

Я отвчалъ, что достану ему пилу и постараюсь добыть и състнаго, и приду къ нему на батарею, рано поутру.

— Скажи: убей меня Богъ громомъ, если я этого не сдлаю! — приказалъ человкъ.

Я повторилъ эти слова, и онъ снялъ меня съ гробницы и поставилъ на землю.

— Ну, теперь помни, что общалъ, да не забудь про молодого человка и бги домой!

— Покойной ночи, сэръ, пролепеталъ я.

— Да! Какъ бы да не такъ! — отвчалъ онъ, оглядывая холодную, сырую равнину. — Ужъ лучше бы мн быть лягушкой. Или угремъ!

Говоря это, онъ охватилъ обими руками свое дрожащее отъ холоду тло и заковылялъ по направленію къ низенькой церковной оград. Дойдя до ограды, онъ съ трудомъ перешагнулъ черезъ нее, какъ человкъ, у котораго застыли ноги, и затмъ оглянулся на меня. Когда я увидлъ, что онъ оглядывается, я повернулся къ дому и бросился бжать со всхъ ногъ.

ГЛАВА II

Сестра моя, м-съ Джо Гарджери, была слишкомъ на двадцать лтъ старше меня и прославилась въ собственныхъ глазахъ и глазахъ сосдей тмъ, что выкормила меня «отъ руки» [1]. Добираясь собственнымъ умомъ до смысла этого выраженія и зная по опыту, какая жесткая и тяжелая у нея рука и какъ часто накладывала она эту руку на своего мужа, равно какъ и на меня, я предполагалъ, что и Джо Гарджери, такъ же какъ и я, — оба мы выкормлены «отъ руки».

Некрасивая женщина была она, сестра моя; и мн вообще казалось, что она и женила на себ Гарджери «отъ руки». Джо былъ блокурый человкъ съ льняными кудрями по обимъ сторонамъ гладкаго лица и такими блдно голубыми глазами, что они какъ будто сливались съ блками. Онъ былъ кроткій, добродушный, добронравный, обходительный, придурковатый, милйшій человкъ — родъ Геркулеса по сил, а также и по слабости.

Сестра моя, м-съ Джо, черноволосая и черноглазая, обладала такимъ краснымъ лицомъ, что мн иногда казалось, что она моется теркой, вмсто мыла. Она была высока и костлява и почти не снимала фартука изъ грубаго холста, завязаннаго позади двумя тесемками, съ четырехугольнымъ твердымъ нагрудникомъ, утыканнымъ булавками и иголками. Она ставила себ въ большую заслугу, а мужу въ большую вину, что ходила почти постоянно въ этомъ фартук.

Кузница Джо прилегала къ нашему дому, деревянному, — какъ и большинство домовъ въ той мстности и въ т времена.

Когда я прибжалъ съ кладбища домой, кузница была уже заперта, и Джо сидлъ одинъ въ кухн. Джо и я были товарищами въ бд и всегда предупреждали другъ друга о грозящей намъ расправ, и въ ту минуту, какъ я, приподнявъ щеколду отъ двери и заглянувъ въ кухню, увидлъ его какъ разъ напротивъ двери въ углу у очага, онъ встртилъ меня такимъ предостереженіемъ:

— М-съ Джо уже разъ двнадцать справлялась о теб, Пипъ. Она и теперь вышла позвать тебя, что уже составитъ чортову дюжину.

— Неужто, Джо?

— Да, Пипъ, — сказалъ Джо, — а хуже всего то, что съ нею щекотунъ.

При этомъ зловщемъ извстіи, я сталъ крутить единственную пуговицу у жилета и въ большомъ смущеніи уставился въ огонь. Щекотунъ была трость, гладкая отъ частаго прикосновенія къ моемъ тлу.

— Она давно ушла, Джо?

Я всегда обращался съ нимъ, какъ съ большущимъ ребенкомъ и моимъ ровней.

— Да какъ теб сказать, Пипъ, — отвчалъ Джо, взглядывая на голландскіе часы:- пожалуй, минутъ пять будетъ, какъ она вышла въ послдній разъ. Да вонъ она идетъ назадъ! Скоре, дружище, схоронись за дверь.

Я послдовалъ его совту. Сестра моя, м-съ Джо, широко распахнула дверь и замтивъ, что она почему-то не растворяется какъ слдуетъ, немедленно угадала причину и пустила въ ходъ щекотуна безъ дальнйшихъ околичностей. Затмъ швырнула мною въ Джо, — я часто служилъ ей метательнымъ орудіемъ при супружескихъ расправахъ, — а Джо, довольный, что завладлъ мною, какою бы то ни было цной, толкнулъ меня за каминъ и спокойно загородилъ длинной ногой.