Блеск клинка

— Всего тебе наилучшего, милый юноша. И если я когда-нибудь понадоблюсь тебе, приезжай в Клермон. Для Пьера из Милана в любое время дня и ночи ворота откроются как по мановению волшебной палочки.

— Подозреваю, — улыбнулась графиня, — что, по крайней мере, один из членов нашей семьи похитит у тебя ключи.

— И оставь людей у себя на службе, если они нужны тебе, — добавил граф.

— По правде говоря, у меня нет службы, сэр Роберт.

— Она у тебя будет, — с уверенностью произнес старый солдат. — А когда они исполнят свою службу, вернешь их.

Затем оруженосец убрал копье в ножны, сержант выкрикнул команду солдатам, и сэр Роберт вывел своих мужчин и женщин из двора на улицу. Пьер и его два солдата выехали последними, оставив позади нескольких слуг графа, которые заперли ворота изнутри тяжелыми деревянными балками, вставлявшимися в металлические петли. Потом они поодиночке выскользнули через узкую маленькую дверь. Управляющий запер и ее и поспешил занять свое место позади сэра Роберта. Де Кози ездил взад-вперед между женщинами, галантно исполняя их мелкие просьбы и заботясь, чтобы им было удобно.

Пьер наблюдал за блестящей кавалькадой, пока она не скрылась из виду, как фигуры в сновидении, которые растворяются с наступлением утра. Он не чувствовал себя так одиноко с той ночи, когда скрылся в лесу от разбойников, и его нынешняя опустошенность казалась столь же отчаянно нереальной, как та давнишняя, почти забытая трагедия. Он тупо посмотрел на высокие крепкие ворота, которые преграждали вход в дом сэра Роберта. Скрежет ржавого запора все еще звучал в его ушах с отчаянной категоричностью.

Внезапно его вывел из состояния тяжелых размышлений приятный грубоватый голос, который напомнил ему о реальности существования благородного семейства.

— Посмотри-ка, что это? — произнес один из его новых слуг.

Пьер тоже увидел этот предмет. Почти у его ног лежал изысканный носовой платок, который, должно быть, обронила одна из женщин. Затаив дыхание, он надеялся, что это платок Луизы, оставленный для него, как память или знак. В действительности он мог ничего не значить.

Но второй слуга сказал, что он определенно видел, как этим платком несколько дней назад пользовалась графиня, подверженная простуде, и предмет сразу потерял свою притягательную силу.

— Вам он нужен, молодой господин?

Пьеру он не был нужен.

— Тогда я сохраню его и верну леди при следующей встрече.

— А пока, — сказал Пьер, отдавая приказ впервые в жизни, — намочи его уксусом. У меня еще осталось немного уксуса, который монахи из Сен-Жермена дали мне. Закрой им нос, и это предохранит тебя от болезни. Здесь мы подвергаемся серьезной опасности, — добавил он, забыв о кусочке кружев, — и нам следует выбраться из города возможно быстрее.

— Что это ты там сопишь? — спросил сэр Роберт у Клер в другой части города.

— Ничего особенного, отец, — ответила она, вытирая глаза рукавом.

— Она, вероятно, нервничает, — заметила графиня. — Кто может сохранить спокойствие на этих улицах? Возьми платок, Клер. Неприлично вытирать лицо рукавом, как делают крестьяне.

Клер сделала вид, что ищет платок в рукаве.

— Мне кажется, я его потеряла, мама.

— В самом деле? Какое легкомыслие!

— Возьми мой, — сказал Бернар, подъезжая и предлагая почти такой же красивый платок, как потерянный ею. Де Кози внезапно пришло на ум, что если Луиза его не воспринимает, может быть, в один прекрасный день Клер, даст уговорить себя.

Луиза спокойно посмотрела на них. Ее лицо выражало сочувствие и понимание, взгляд был совершенно безмятежным.

Через несколько дней Пьер отпустил свой эскорт в лесу недалеко от Руана, потому что солдаты не горели желанием ехать в английский город, да и Пьер не знал, что с ними делать. Но он оставил себе хорошего вьючного мула, так как по их утверждениям сэр Роберт дал им такой наказ. Он действительно сказал об этом, но по настоянию Клер. Она не хотела, чтобы ее пони нес не только высокого юношу, но и поклажу.

Глава 13

Слух о чуме и голоде в Париже достиг Руана до возвращения Пьера. Хью и Мария провели неделю в изнуряющей неопределенности и страстных молитвах. Изамбар заходил каждый день, чтобы узнать новости о своем протеже, и качал головой, так как новостей не было.

Но в одно ясное утро Пьер вернулся, в добром здравии, загорелый от долгого пребывания на солнце, верхом на красивом коне, ведя за собой нагруженного вьючного мула, который был лучше, чем любой из мулов Хью. Если бы его поклажа состояла только из свечей, там поместились бы свечи из всех церквей Парижа. Однако в сундучках находились только мешок Пьера и сверток, полученный от священника, потому что оба слуги забрали свои нехитрые пожитки; еще там была провизия, в которой Пьер больше не нуждался.

Пьер объяснил, как он стал обладателем такого состояния, и рассказал об удивительных обстоятельствах, при которых он познакомился с семьей графа де ла Тур-Клермона.

— У него были основания испытывать благодарность, — сказал Хью и был склонен приписать замечательную стойкость Пьера против болезни тому, что он за день до этого облился горячим уксусом.