Поскольку граф, очевидно, был готов тронуться в путь, Пьер и Бернар задержались во дворе, где через несколько минут появилась вся семья. Сэр Роберт надел кирасу, так как считал, что дороги все еще небезопасны, и меч был при нем. Без оружия он чувствовал себя нагим. Но в Париже он не надел те части доспехов, которые защищали ноги, а также латные рукавицы и шлем, хотя его паж держал все наготове. Оруженосец нес его копье.
Это оружие служило также для обозначения высокого положения графа, поскольку на нем развевалось его знамя с зеленой горой и белой башней. Обычный рыцарь мог прикрепить к копью узкий флажок с раздвоенным концом, и даже оруженосец имел флажок в виде длинной узкой ленты из прекрасного шелка. Однако лишь крупный вельможа, командующий значительным подразделением или отличившийся особой доблестью в битве, получал право на квадратное знамя. Именно такое знамя было у сэра Роберта после Азенкура.
Удобные головные уборы Луизы и ее матери напоминали тюрбаны, на них была повседневная одежда, удобная для путешествия. Луиза легко и грациозно села в седло и с привычной элегантностью расправила юбку, прикрыв ноги. Если и можно было заметить украшенный драгоценными камнями красный бархат ее изящных туфелек на маленьких стройных ножках, то в этом были виноваты контраст, который они составляли с изумрудно-зеленой тканью юбки, да легкий ветерок, овеявший древние каменные башни и взметнувший пыль во дворе. «Скромность не властна над ветром, отец».
У графини был невысокий конь, крепкий и выносливый. Адель д’Эпиналь садилась на него с достоинством. Оруженосец сцепил руки в виде стремени, другой подставил плечо, и леди грузно опустилась в седло; при этом конь не шелохнулся, это была черта породы и покорность, выработанная за годы тренировок.
Клер по необъяснимым причинам выбрала высокую конусообразную шляпу с тяжелой неудобной оранжевой вуалью и новое платье из темно-синего бархата, которое, конечно, не подходило для путешествия. Но поскольку новый костюм Клер мог служить отличительным знаком для кавалькады на улицах Парижа, и кроме того, она могла приобрести необходимый опыт ношения шляп, графиня позволила дочери одеться по своему усмотрению. На глазах Пьера Клер удержалась от мощного прыжка, с помощью которого она обычно взлетала на лошадь, ныне принадлежавшую Пьеру, и села в седло по-женски, но с легкостью, выгодно отличавшей ее от старшей сестры. Шляпа ее удержалась на месте, глаза сияли.
— Клер взрослеет, — заметил сэр Роберт.
— Это из-за лошади, — отозвалась мать. — Она выглядит выше на меньшей лошади.
Затем сел на коня сам сэр Роберт. Его нога давно не сгибалась, поэтому вполне естественно, что у него выработались оригинальные привычки, с помощью которых люди обычно скрывают свои физические недостатки. Он высоко поднял ногу над задней лукой седла и в то же время внезапным резким движением бросил тело вверх. Это действие производило впечатление срочности и решительности и вошло у него в привычку. Со стороны это выглядело совсем неплохо.
Ему хотелось поднять мост, как он сделал, покидая свое имение в Клермоне, но цепи проржавели и старый настил угрожал развалиться на куски. К тому же сэр Роберт не находил смысла в подъеме моста над засыпанным рвом, благоухающим последними цветами сезона. Генри, управляющий, запер двойные двери на два замка и повесил тяжелые железные ключи на пояс вместе с другими ключами.
В этот момент де Кози, не прощаясь, завел разговор с графиней, а сержант отделился от группы самых высокопоставленных членов свиты графа с двумя оруженосцами, которых выбрал граф, и подвел их к Пьеру. У каждого из них был мул, как у всех солдат; третий мул предназначался для поклажи, что было еще одним знаком расположения графа. Пьер заметил, что его мешок аккуратно помещен между двумя маленькими походными сундучками, и все это прикреплено к спине животного новым кожаным ремнем. У людей были честные открытые лица и основательное вооружение. Он понял, что к нему хорошо относятся.
Пьер приблизился к сэру Роберту, чтобы поблагодарить его, надеясь найти подобающие слова, но граф избавил его от этой необходимости и заговорил сам.
— Мне жаль прощаться с тобой, Пьер из Милана, но наш путь лежит на север через ворота Сен-Дени, а твой на юг через ворота Сен-Жак, так что давай попрощаемся здесь.
Пьер наклонился в седле с легкостью, объяснявшейся его молодостью, а не упражнениями, и поцеловал руку графини, которая была уже влажной, так как начинался жаркий день, и руку Луизы, которая была прохладна, как лепесток розы. Клер была еще такой юной, несмотря на взрослый наряд, что ей позволялось, как любому ребенку, поцеловать его в губы. Ее мать внимательно наблюдала за их объятием.
— Пожалуй, вы правы, сэр Роберт. Клер становится взрослой.
Сдерживая дыхание, девушка шепнула ему как бы по секрету:
— Я рада, что ты едешь на моем коне!
Затем граф обнял Пьера и поцеловал его в лоб, как родного сына.