Блеск клинка

В отсутствие жены и сына Балта Оглы распорядился подать обед для двух приезжих с Запада не в большом зале, который легко мог вместить сотню гостей, а в одной из просторных жилых комнат собственных покоев.

На нем был европейский камзол, а его длинные черные волосы были искусно уложены, так что создавалось впечатление прически, типичной для рыцарей и дворян северной Европы. Чтобы удержать массу волос в порядке, Оглы одел на голову узкий золотой обруч, украшенный жемчугом и великолепным сверкающим голубым сапфиром величиной с яйцо малиновки на лбу. Пьер попытался представить обруч на загорелом лбу честного капитана и не смог. Но Оглы носил его как корону.

За каждым креслом стоял слуга-турок, чтобы наполнять их кубки, менять тарелки из китайского фарфора после каждого блюда или вытирать им губы и пальцы большими льняными салфетками, приготовленными для этой цели. В Европе салфетками не пользовались. Пьеру казалось, что достаточно богатый и достаточно ленивый человек может провести на Востоке всю жизнь, не пошевелив пальцем для обеспечения даже самых простейших из своих потребностей; всегда есть слуга или раб, готовый и умеющий выполнить все его желания.

В центре стола находился изящный фонтан, приводимый в движение бесшумным таинственным механизмом; по размеру он немного превосходил человеческую руку и был сделан из просвечивающего алебастра в форме пучка перьев; из замаскированного отверстия лилась струя красного вина, сбегала по перьям и капала с их кончиков, которые, казалось, опускались под тяжестью жидкости в мелкий бассейн из чистого горного хрусталя.

Пьер не имел понятия, что за пахучая рыба и дичь были пойманы и включены в череду пряных блюд, которые они ели. Только сладкое блюдо давало представление о том, из чего оно приготовлено. Это был небольшой конус зеленого застывшего щербета с кислым лимонным соком, увенчанный крупной красной розой, которая была покрыта корочкой кристаллического сахара и посыпана сверху корицей. Пьер съел лепестки по примеру Оглы.

Как раз перед тем, как были поданы эти хрупкие приятные сладости, турок, которого Оглы называл Маузой и который раз за разом наполнял все уменьшающиеся кубки все более сладкими винами, заменил золотые и серебряные кубки крошечными суживающимися рюмками из прозрачного венецианского стекла. Они предназначались для мятного, обжигающего, зеленого крепкого напитка. Мауза был пожилым и имел худое аскетическое лицо. Возможно, у него тряслись руки от болезни, или он нервничал, или проявил небрежность. Он наполнил рюмку Оглы первой, что было в порядке вещей, и Оглы попробовал напиток; но когда он наполнял рюмку Пьера, одна или две капли перелились через край. Они скользнули по ножке рюмки и образовали яркое зеленое пятно на скатерти. Оглы нахмурился, а Василий бросился вперед, бормоча извинения, и выхватил маленький кувшинчик из руки Маузы. Василий сам наполнил рюмку Джастина, а Мауза, бледный и дрожащий, отошел к стене.

— Все слуги сегодня неуклюжи, — сказал Оглы низким и звучным голосом. — Что случилось с твоим персоналом, Василий?

— Милорд, я в отчаянии! Мауза не смотрел, что делает. Я наблюдал за ним уголком глаза. Он заслуживает наказания, не так ли, милорд?

— Естественно, — сказал Оглы.

— Могу я лично позаботиться об этом, господин?

— Если хочешь. Но не слишком долго. Мы готовы к твоему представлению. И не наказывай слишком сурово руку, которая дрогнула; мне она еще пригодится, чтобы наполнять бокалы. Ты иногда излишне усердствуешь с плетьми и раскаленным железом. Помни, Василий, что моя дисциплина установлена для того, чтобы поддерживать высокий уровень обслуживания, а не для твоего развлечения.

— Нет, милорд, даже рубцов не останется. Но Мауза будет выть! Мауза будет выть! — Ноздри Василия слегка расширились. Пьеру вдруг стало дурно от мысли, что Василий испытает удовольствие, наказывая несчастного раба.

Пьер запротестовал:

— Мне кажется, я слегка сдвинул рюмку, милорд; раб не виноват.

— Если бы это было так, ревизор Питер, — надменно ответил Оглы, — Мауза заслуживал бы наказания еще в большей степени за то, что не проявил необходимой ловкости, которой он, насколько я знаю, обладает. Мой главный дворецкий отличается умением наказывать рабов. По-моему, это доставляет ему даже большее удовлетворение, чем работа секретаря, которую он столь успешно выполняет. Мне редко приходится вникать как в детали бизнеса, так и в управление домом. Я уверен, что вы не собираетесь советовать мне, как поддерживать приличествующий порядок в моем собственном замке, ревизор Питер.

Пьер нахмурился от выговора посредника и в молчании доел замороженный щербет. Оглы внимательно наблюдал за ним некоторое время, затем взглянул на сэра Джона, который не понял ни слова из разговора по-турецки.

Оглы сказал:

— Добрый сэр Джон видит ваше сердитое выражение лица, ревизор Питер. Вы можете пояснить ему, что я не сказал ничего неучтивого. Как морской капитан, он лучше, чем вы, понимает важность проворного и умелого выполнения приказов слугами.