Блеск клинка

Величественная лестница с резной балюстрадой полукругом поднималась из прихожей в верхние покои. Пол представлял собой мозаику из порфира и разноцветного мрамора; по крайней мере, такова была его видимая часть, потому что он почти полностью скрывался под турецким ковром цвета сливок с искусным узором из белых цветов, зеленых листьев, золотых слонов и красных павлинов, сплетающихся в обширные густые заросли под их ногами. Они миновали жилые покои, роскошно обставленные диванами и софами, которые были покрыты бархатом или вышитым атласом, где ничто, кроме большого камина, не напоминало Грецию; через плоские разрисованные турецкие своды, задрапированные зеленой узорчатой парчой, они вошли в довольно большую комнату с окнами с трех сторон. Сквозь решетки с орнаментом проникал прохладный бриз, и Пьер возблагодарил Бога за это. Иначе в комнате можно было бы задохнуться.

Балта Оглы сидел по пояс в горячей воде, от которой поднимался пар, в большом овальном порфировом бассейне, сделанном в мраморном полу. Это был крупный мужчина с огромными волосатыми руками и короткой, совершенно черной бородой. Его длинные черные волосы были небрежно обмотаны толстым, белым, впитывающим влагу полотенцем наподобие тюрбана, который он обычно носил. Его нагота была скромно прикрыта — от прислуживавшей ему девушки-рабыни, подумал Пьер — круглой шелковой накидкой, которая облегала его сильные влажные плечи, спадала на похожие на проволоку черные волосы на потной груди и плавала вокруг него на поверхности ванны подобно нелепо желтому листу водяной лилии.

Воздух был напоен приятным, острым ароматом, исходившим от черной жидкости, которая пузырилась в серебряной чаше над тлеющей жаровней, установленной в углу между окнами. При появлении посетителей девушка-рабыня, как бы не замечая их, поставила алебастровый кувшин с кипящей водой, которую она добавляла в бассейн, подошла к жаровне и помешала жидкость длинной серебряной ложкой. Она вела себя совершенно непринужденно. Быстрый итальянский взгляд Джастина отметил, что она была одета почти так же беззастенчиво, как и посредник в ванне. Василий объявил об их прибытии на диком, незнакомом болгарском языке с первобытными скрежещущими согласными; посредник ответил по-гречески, а евнух перевел на латинский язык:

— Господин сказал, что рад видеть вас и выражает сожаление, что, хотя он владеет болгарским, греческим, турецким, арабским и персидским языками, многочисленные государственные дела не оставляют ему свободного времени для изучения французского или латинского языка. — Затем он занял место позади них. Пьер и капитан шагнули к краю ванны и поклонились.

Это движение напугало глупую болтливую ручную обезьянку, которая пряталась в углу. Она вскрикнула как испуганная женщина, пробежала по влажному мраморному полу, от которого поднимался пар, и прыгнула на плечо Оглы, обвив цепкий хвост вокруг толстой шеи хозяина и держась лапами за прядь черных волос, выбившуюся из-под полотенца. Он изобразил на сером маленьком стариковском личике выражение гнева и смущения.

— Прекрати, Лала; спокойно, Лала Бей; эти франки друзья, — сказал Оглы по-турецки, нежно шлепнув возбужденную обезьянку. Она перестала запутывать его волосы, но осталась на плече посредника, чувствуя себя здесь в безопасности и недоброжелательно поглядывая на французов. Не глядя в сторону рабыни, Балта Оглы протянул большую, полуоткрытую ладонь, и она мгновенно и совершенно бесшумно скользнула к нему, как бы не касаясь пола босыми ногами, и подала ему маленькую фарфоровую чашечку с обжигающей жидкостью. Оглы вдохнул ароматные испарения и попробовал напиток, удовлетворенно причмокивая между маленькими глотками.

— Василий, спроси гостей, не хотят ли они кофе. Можешь упомянуть, что я рекомендую. Шейдаз, добавь горячей воды.

Василий перевел любезное предложение, особо пояснив Пьеру, который был новичком на Востоке, что напиток безвреден и оказывает стимулирующее действие, так что даже воздержанные турки пьют его с удовольствием; он кажется горьким, если глотать его как вино, но очень приятен, если медленно потягивать его, как это делает посредник. Пока он говорил, девушка-рабыня опять взяла кувшин и вылила его в ванну. Но струя горячей воды прошла немного ближе к телу хозяина, чем следовало. Оглы обрушил на рабыню поток отвратительной ругани по-турецки, кончавшийся словами:

— Я раздену тебя донага и высеку твою безобразную, бесполезную задницу, чтобы ты была повнимательнее. — Василий, разумеется, не переводил его слова.

Джастин, если бы он понимал по-турецки, не согласился бы с высказанным определением. Пьер медленно покраснел до корней волос.

— Не позорьте меня, господин, — взмолилась девушка. — Посмотрите на лицо молодого франка. Мне кажется, ваши слова понимают.