Блеск и нищета шпионажа

Конечно, в ЦРУ трудились не дураки, и даже такой дилетант, как директор, прекрасно знал, что степень искренности перебежчика устанавливается по выданным секретам. Но только каким именно секретам? Состав резидентур? Он и так почти вычислен. Архивные агенты? Это для прессы и историков. Информация о политбюро? Интересно, даже очень интересно, но политические сведения всегда подвержены изменениям. Кровь разведки — агентура, надежность предателя — это выданная им агентура.

Все с интересом следили за каждым словом и даже жестом Гусятникова, Уэст от напряжения вцепился в ручки кресла — ведь он не поверил заверениям Руслановского, он был убежден, что его дело пролистали многие руки, в том числе и проклятого перебежчика, явившегося словно снег на голову. А вдруг нет? Вдруг Руслановский не соврал? Боже, молился мысленно Оливер Уэст, Боже, спаси, Боже, я вечно буду славить тебя, я не сделаю больше ничего дурного. Я пожертвую все деньги, полученные от КГБ, в пользу церкви, прямо завтра, если ничего не случится, отправлю двести тысяч, нет, сто тысяч, двести слишком много, двести выглядит подозрительно, пойду в банк и выпишу чек, нет, несколько чеков по десять тысяч (не слишком ли много?). Боже, спаси, пойду прямо в протестантскую церковь Святого Георга и вручу чек священнику… А вдруг он присвоит деньги себе? Разбросать несколько пачек долларов по разным кафедралам Вашингтона, а лучше для конспирации и в Нью-Йорке, везде есть специальные урны для приношений, что-то дойдет и до Бога…

— Полгода назад, — продолжал Гусятников как ни в чем не бывало, — вы уволили из русского отдела молодого сотрудника Гарри Моргана, который готовился к поездке в Москву. Причина — злоупотребление наркотиками. Так вот: он связался с КГБ в Вене и начал за деньги передавать информацию.

— Боже мой! — вздохнул Уэст совершенно искренне. — Теперь все ясно.

Все было ясно, но не совсем. Гарри действительно работал у Уэста, он знал о Нефедове из научно-технической разведки, даже вел одно время его досье, но понятия не имел ни о генерале, ни о Соколянском, это точно.

— Теперь все ясно, — повторил он, ибо понял, что в его собственных интересах исходить из того, что Морган пошуровал во всех углах русского отдела.

— Это еще не все, — сказал Гусятников. — В вашей шифровальной службе работает Моника Дейл. Она скоро собирается на пенсию. Уже три года она сотрудничает с КГБ.

Наступил шок: проникнуть в эту святая святых… Боже, ведь там не только секреты ЦРУ, но и других ведомств, и всего разведывательного сообщества, и агентства национальной безопасности, и Пентагона, и лично президента.

— Имели ли эти люди доступ к информации о нашей агентуре в Москве? — включился в профессиональную беседу взволнованный директор.

— Это надо проверить по агентурным делам. Но даже если прямого доступа не было, это не исключает, что они могли знать об агентуре косвенным образом… например, из разговоров между сотрудниками, — тонким психологом был Маша и живо понял, где собака зарыта.

— Я думаю, дело носит чрезвычайный характер, требует экстренных мер и нам надо посовещаться. Благодарю вас за ценную информацию, господин Гусятников! — директор встал и торжественно пожал руку бывшего кагэбиста, словно только что приколол ему на грудь высокую награду. Гусятников и Уэст встали и вышли из кабинета, там к перебежчику присоединились нижестоящие чины, с которыми он и возвратился в свой лесной дом отдыха.

— Соедините меня с директором ФБР. Вот видите, профессионалы не всегда оказываются правы! (Это он Холмсу.) Хэллоу, Боб (это уже в телефонную трубку), как поживаете? У нас неприятное дело: двое сотрудников работают на КГБ. Я сейчас же направляю досье на них курьером и прошу взять их в оборот, собрать улики и добиться ареста.

— Я вам глубоко сочувствую, но это потребует времени, — со скрытой радостью ответствовал директор ФБР, по традиции не выносивший ЦРУ и считавший его сотрудников белоперчаточниками, сидящими на хребте у налогоплательщиков. — Огромное спасибо, мы немедленно примем меры и завтра же обговорим дальнейшие действия перед совещанием у президента.