— Любопытный парень, — заметил директор. — ' Вообще в мире спецслужб гораздо интереснее, чем в адвокатских фирмах, где я работал до прихода сюда (бензоколонки были пунктиком, об адвокатах знал понаслышке, однако некоторое время прикрывал свой бизнес собственноручно созданной адвокатской фирмой). Если точнее, то тут просто сумасшедший дом. Иногда я просто не понимаю, зачем нужна вся это возня, если информацию, добытую с таким трудом, можно запросто прочитать в «Нью-Йорк таймс». Ну на черта этому русскому перебегать к нам? Неужели он так любит Запад? Или ему нужны деньги? Зачем он это сделал?
— Я ему не верю, — сказал Холмс. — Думаю, что КГБ направил его для глубокого внедрения в нашу организацию.
В этом и коренились разногласия в верхушке, словно возник из небытия и возродился дух Джека Энглтона, дружившего в свое время с Холмсом, о чем тут же ему и напомнил директор.
— Я ценю ваш профессионализм, — добавил директор, смягчив пилюлю, — однако, как говорится, хорошая винтовка не только стреляет, но и давит на плечи. Изнанка разведывательного профессионализма — это вечная подозрительность.
Самое ужасное, что Гусятникова уже провели и через детектор, и через допросы, и через психологические тесты, решительно ничего не давшие. Можно (и, вероятно, нужно) подозревать любого перебежчика, но как начать ему верить? Позиции у Холмса были явно уязвимыми. Искать новые средства проверки? Но какие? Ничтоже сумняшеся, он предложил подсыпать Гусятникову хорошую дозу психотропного порошка, который ввел был его в полную откровенность, однако директор привел слова Талейрана (из того же сборника цитат) о том, что в любом деле не нужно слишком усердствовать, а заодно и напомнил, что его друг Энглтон в свое время засадил почти на пять лет в тюрягу перебежчика КГБ Юрия Носенко, считая его засланным русскими для развала ЦРУ. Носенко оказался честным предателем и совсем не подставой КГБ, в сенате вскоре разразился скандал по поводу незаконной деятельности ЦРУ (продержать в тюрьме несколько лет без суда и следствия пусть не гражданина США, но не скотину же!), и вообще подозрительность Энглтона вышла боком всей американской разведке.
Холмс пожалел, что затеял этот разговор, а директор напоследок пошутил:
— А вдруг еще остались наивные люди, которые искренне верят, что на Западе очень хорошо? Вдруг Гусятников таков?
— Такое впечатление, что вам Запад опротивел и вы только и ждете случая уйти на Восток, — несколько грубовато заметил раздраженный Холмс.
— Честно говоря, иногда хочется убежать из этого бардака и забраться куда-нибудь в хижину, — бесхитростно заявил директор. — Эх, если бы сбросить десяток лет, можно было бы прихватить и молодую девку! — добавил он (странно, что не нацепил при этом техасскую шляпу). — Ну, пойдем, поковыряемся в загадках славянской души.
Юмор бензоколонщика претил Холмсу, но он пару раз улыбшулся из уважения к президенту, которому не повезло с другом. Они закончили трапезу и двинулись в кабинет директора, где в приемной их уже ожидали Евгений Гусятников и Уэст. В кабинете все удобно расположились в креслах вокруг кофейного столика, отделанного цветной керамикой. Запевал директор, в основном на оптимистические темы славной погодки, состояния и настроения, затем бразды правления по разработанному сценарию принял на себя профессионал Холмс.
— Господин Гусятников, я хотел бы, чтобы вы правильно нас поняли, — начал он как можно мягче. — Мы с вами профессионалы, поэтому поставьте себя на наше место. Что бы вас волновало в первую очередь?
— Естественно, не заслан ли я специально КГБ…
Все засмеялись. Заговорили о демократии. Гусятников рассказал близкий сердцу анекдот: американец и гражданин СССР спорят, где больше свободы. «Конечно, в США! Я могу выйти к Белому дому и прокричать: «Долой президента Рейгана!» И ничего мне за это не будет!» — горячится американец. «Чем ты отличаешься от меня? — ворчит совок. —
— Отличный анекдот, — отозвался Холмс. — И что бы вы предприняли?
Евгений улыбнулся и снисходительно взглянул на Холмса, давая понять, что, по всей видимости, в ЦРУ работают полные олухи, иначе зачем этот вопрос? Будто бы никто не знает, что проверки, тесты и прочая белиберда ничего не значат по сравнению с главным.
— Напрасно вы думаете, что я пришел с пустыми руками. Я отлично понимал, что в подтверждение своей искренности должен буду передать вам серьезные секреты.