Блек. Маркиза д'Эскоман

— Сударь, — вскричал Грасьен, — вы только что здесь утверждали, что вы дворянин; я тоже дворянин и, будучи им, привык уважать старость; но никогда это уважение не дойдет до того, что я позволю себя оскорблять. В том, что вы сказали, есть одно неуместное слово; прошу вас взять его обратно!

И в самом деле, Грасьен произнес эти слова как истинный дворянин.

— Да, сударь, — сказал шевалье, понимавший, что зашел слишком далеко и что "трус" — это одно из тех слов, которое не в состоянии вынести военный, — да, я возьму обратно все, что вам будет угодно; но умоляю вас, сделайте, в свою очередь, то, о чем я вас прошу! Если бы вы знали, сколько она страдала, бедняжка Тереза! Если бы вы знали, как мало она создана для страданий! Она такая чуткая, добрая, нежная, славная! О! Вы никогда не раскаетесь в том, что совершите это доброе дело. Если вам нужно имя, то я найду ей имя, сударь, достойное и всеми уважаемое, — мое имя. Если вам необходимо состояние, чтобы наслаждаться жизнью, я отдам вам все, что у меня есть, и оставлю себе лишь крохотную пожизненную ренту — вы сами установите ее размеры, и я удовольствуюсь тем, что вы милостиво пожелаете мне оставить. Я буду жить, радуясь вашему счастью; вы мне позволите время от времени видеть ее, и нам этого будет достаточно… Не правда ли, Блек? Не правда ли, мой старый друг? Послушайте, господин Грасьен, вот здесь, на коленях, несчастный старик заклинает вас… и, умываясь слезами, обращает к вам свои мольбы!

Шевалье на самом деле сделал такое движение, собираясь упасть на колени; Грасьен остановил его.

— В самом деле, — сказал Лувиль, — этот господин предлагает тебе довольно привлекательную сделку, и на твоем месте, Грасьен, я подумал бы над этим предложением.

Шевалье почувствовал, куда нацелен намек, так коварно брошенный лейтенантом, и повернулся в его сторону.

— Сударь, — промолвил он, — разве недостаточно, что ваши советы содействовали несчастью Терезы; вы еще и противитесь тому порыву раскаяния, что может зародиться в сердце вашего друга? Чем провинилось перед вами невинное дитя, что вы ко всему еще стараетесь помешать господину Грасьену искупить ту ошибку, которая, говоря по справедливости, в большей степени лежит на вашей совести, чем на его?

Но, к несчастью, эффект уже был произведен.

— Возможно, в ваших словах, сударь, и есть доля истины, — начал Грасьен, — и я не буду скрывать от вас, что они меня тронули; но рассудок должен преобладать над всеми другими соображениями, и, как следует все обдумав, я не женюсь на мадемуазель Терезе.

— Это ваше окончательное решение?

— Да, это мое окончательное решение, сударь. Я не женюсь на девушке бедной и сомнительного происхождения, и я не пойду на сделку; ваша протеже подпадает либо под то, либо под другое определение, третьего ей не дано, и я одинаково отвергаю обе эти альтернативы.

Шевалье закрыл лицо руками.

Он задыхался от горя и не настолько владел собой, чтобы подавить его.

— Ваши страдания причиняют мне боль, сударь, — продолжал Грасьен, — но, поскольку они никак не могут повлиять на мое окончательное и бесповоротное решение, я полагаю, что будет лучше, если я уступлю вам место. Мы сейчас на станции, нам меняют лошадей; я пойду попрошу возницу взять меня к себе.

Действительно, почти в ту же минуту карета остановилась и молодой человек спустился; шевалье не произнес ни слова и не сделал ни одного движения, чтобы задержать его.

— А теперь, сударь, — сказал Лувиль, натягивая свой плащ на лицо, — я полагаю, что пришло время пожелать друг другу спокойной ночи; я, со своей стороны, обещаю вам это, постараюсь наверстать время, упущенное по вашей вине.

— И все же позвольте мне еще раз злоупотребить той снисходительностью, доказательства которой вы мне давали столько раз, сударь, — с иронией произнес шевалье, — я прошу вас сообщить мне адрес вашего друга.

— Зачем?

— Я хочу попытаться еще раз тронуть его сердце.

— Бесполезно! Он же сказал вам, что его решение бесповоротно.

— И все же я возобновлю свою попытку, сударь; отец никогда не устанет просить за свое дитя, а Тереза для меня почти как дочь.

— Но я же вам говорю, что это бесполезно.

— Хорошо, сударь, тогда я попрошу ваш адрес.

— Мой? Мне кажется, вам не на ком заставить меня жениться.

— Сударь, заметьте, я настаиваю на том, чтобы получить вашу визитную карточку.

— Тысяча чертей! Вы говорите мне это почти с вызывающим видом; уж не покойный ли вы господин Сен-Жорж, случаем?

— Нет, сударь, я всего лишь несчастный простак; я ненавижу ссоры и дуэли и не выношу крови, и если мне когда-нибудь придется пролить кровь моего ближнего, то могу вам поклясться, это будет против моей воли.

— Тогда спите спокойно, мой дорогой господин, и не мучьте меня лишний раз из-за какого-то кусочка бумаги, который вам совершенно не пригодится, принимая во внимание ваше мирное расположение духа.

После чего Лувиль откинул голову в угол кареты, и через некоторое время звучный храп молодого офицера слился со стуком колес по мощеной дороге.