Блеф

Лучше бы он послушал Напильника и позволил ему подождать его. Оттолкнувшись рукой от контейнера, медленно пошел в сторону склада. Шесть кварталов, чтоб их. Не так уж далеко.

Он прошел четыре, когда желудок взбунтовался снова. На этот раз было куда хуже. В желудке уже ничего не было. Пытаясь не обращать внимания на тошноту, Гимли пошел дальше.

– Боже! – вскрикнул он. Его лицо перекосилось от неожиданной боли. Такой сильной, что он рухнул на колени позади стоящих в ряд мусорных баков, с трудом пытаясь дышать в перерывах между приступами тошноты. Внутренности горели, голова пульсировала от боли, пот пропитал одежду. Он принялся колотить кулаками по асфальту, пока они не покрылись кровью, пытаясь отвлечь себя от боли внутри болью снаружи.

Становилось все хуже. Казалось, каждую мышцу его тела свело судорогой, и Гимли завопил, издав пронзительный, нечеловеческий вопль. Начал кататься по земле, корчась. Мышцы его тела сокращались сами по себе, руки дергались, кулаки сжимались, спина выгнулась от боли. От неконтролируемого резкого напряжения бицепса и трицепса сломалась плечевая кость, и ее зазубренный край вспорол кожу. Кость болталась прямо перед его глазами, будто живое существо, раздирая края раны. Внутренности горели так, будто их полили кислотой, но боль начала стихать, и это пугало его еще больше. Начинался болевой шок.

Судороги внезапно прекратились, и он остался лежать в позе эмбриона. Гимли не мог пошевелиться. Попытался усилием воли моргнуть, согнуть палец, но понял, что совершенно не контролирует свое тело. На мгновение ему показалось, что все закончилось. Кто-нибудь найдет его, кто-нибудь должен был слышать его вопли. Обитатели Джокертауна хорошо знают, что делать. Отнесут его к Тахиону.

Но все еще не кончилось. Сломанная рука торчала прямо у него перед глазами, и он увидел, как торчащий из нее обломок кости начал растекаться, как свеча, которую положили в печку. Он почувствовал, как его тело становится мягким, расползается, будто превращаясь в жидкость. Кожа надулась и вспухла, как воздушный шар, распираемый потоком кипящей воды. Он хотел закричать, но не смог даже открыть рот. И глаза. Мусорные баки, сломанная рука, стена – все растворилось и исчезло. Мир померк, а потом исчез вовсе. Он не мог вдохнуть. Почувствовал, что задыхается, не в состоянии вдохнуть воздух.

По крайней мере, у Кристалис есть этот долбаный пиджак. Мысль эта поразила его своей окончательностью.

Раздался звук, похожий на звук рвущейся бумаги, который отпугнул любопытную крысу, подбиравшуюся поближе к странному объекту, лежащему на земле. Гимли не видел и не слышал его. Лишь почувствовал, будто добела раскаленная кочерга пронзила ему спину. Посередине его спины появилась небольшая трещина. Она медленно росла, и его плоть разрывалась, расходясь в стороны длинными рваными дырами.

Пребывая в беззвучной пустоте, наполненной отчаянием, Гимли подумал, не умер ли он уже и не попал ли в тот самый вечный ад, который Миша предрекала ему и всем остальным джокерам. В его мыслях родился беззвучный крик, проклятие Мише, проклятие Хартманну, проклятие Дикой Карте и всему этому миру.

А потом он погрузился в спасительное небытие.

Среда, 12.45

Видение наяву настигло ее, когда она открывала дверь склада. Покрытая граффити краска на стене поплыла перед глазами, дверь осела, будто свинцовая фигурка, которую бросили в огонь.

Во тьме она услышала смех – смех Хартманна. Перед ее глазами дергались ниточки, на которых висели марионетки. Миша отпрянула, ниточки натянулись и рванулись вверх. Она увидела, что на ниточках болтается сутулая фигура. Злоба, которой было искажено лицо фигуры, ошеломила ее. Прыщавое мальчишеское лицо, но оно было наполнено таким первородным злом, что, казалось, само его дыхание было отравленным. Она помнила это лицо по прошлым видениям. Кривая жестокая ухмылка, глаза, горящие предвестьем боли. Создание глядело на нее, дергаясь на ниточках, безмолвно, на одном месте. И раскатами грома грохотал смех Хартманна.

А потом все исчезло. Вот дверь, вот ее рука, уже готовая повернуть ключ.

– Аллах, – тихо сказала она и покачала головой. Но это движение не помогло ей избавиться от чувства нависшей угрозы. Образы видения все еще стояли перед ее глазами, она слышала, как колотится ее сердце. Щелкнул замок, и она широко распахнула дверь.

– Гимли? – окликнула она. – Привет.

Внутри склада было темно, как в ее видении, и пусто.

Пульс грохотал в голове Миши, демон из видения был готов вернуться здесь, во мраке. Перед глазами кружились искорки света, голова закружилась.

Дверь офиса распахнулась, и яркий свет ламп едва не ослепил ее. Появилась тень. Миша вскрикнула.

– Прости, Миша, – послышался голос Арахиса. – Не хотел тебя напугать.

Его рука протянулась вперед, будто чтобы похлопать ее по плечу, и Миша отшатнулась. Рука джокера повисла в воздухе. Нахмурившись, Миша взяла себя в руки.

– Где Миллер? – резко спросила она.

Рука Арахиса упала, и он печально уставился на бетонный пол. Его нескладные плечи поднялись.