Блеф

Джек тоже улыбнулся, глядя со своего места у края сцены. Ему пришлось сесть на корточки, чтобы не получить по голове камерой, которая каталась туда-сюда по рельсам. Боль с методичным упорством пронзала ему живот, и он не знал, как долго сможет сидеть в таком положении. Понял, что сейчас ему больше всего хочется просто лечь. Хочется отдохнуть. Уже скоро, мрачно подумал он. Буду отдыхать, сколько влезет. И хорошо.

Холли сыграл первую ноту и скользнул пальцами по струне. Волшебное прикосновение Бадди Холли. Может, теперь это и стандартная техника игры, но три десятилетия назад оно возвестило о революции.

Ди-и-и-ки-ий зверь…

Легкое заикание никуда не делось, но ни один из зрителей, купивших билеты, еще ни разу не слышал этой песни Бадди Холли.

Когда опустится луна, Когда иссякнет любовь,

Я постучусь в твою дверь. Прошу, пусти меня вновь…

Джеку это показалось похоже на старые песни Дилана. Может, с оттенком Лу Рида. Но, по большей части, это был чистейший Бадди Холли.

Ди-и-и-ки-ий зверь…

Он почти завывал. Джек понял, что с тем же успехом он мог плакать.

Когда мои друзья, Сердцевина моя,

Не могут стоять, И все, что было во мне, Продали по сходной цене…

Он действительно плакал.

Я пища диким зверям.

И я знаю это сам…

«Телекастер» Бадди Холли плакал. Не от жалости к себе, но в искренней печали.

Без любви, без друзей

Навсегда…

Джек очень любил музыку, но боль была невыносима. Не в силах больше терпеть ее, он встал и тихо ушел. Пропустил выход на бис.

Корделия заранее готовилась к выходу на бис, последнему в концерте, когда на сцену должны были выйти все музыканты и взяться за руки. Моргнула, посмотрела повнимательнее и поняла, что Бадди Холли едва не падает ничком, стоя на сцене и внимая аплодисментам, последовавшим за последней его песней. Она была достаточно близко, чтобы разглядеть нездоровый румянец на его лице. Холли пошатнулся. О боже, подумала она, он же болен. Он сейчас упадет.

Но он не упал. Будто румянец на лице превратился в волну жара, прокатившуюся по его телу с ног до головы. Что за чертовщина, подумала Корделия.

А потом волна пошла по всему телу Бадди Холли. Ореол преобразующейся энергии охватил его тело. Он выставил перед собой «Фендер Телекастер», и произошло нечто невообразимое. Стальные струны стали податливыми, будто плавясь, отошли от ладов и вытянулись, словно цепочки серебристых искр. Захлестнулись вокруг опор камер и ламп рампы, будто змеи.

Иллюзия, подумала Корделия. Или телекинез. Струны гитары образовали огромное переплетение, вроде «кошкиной люльки». Бадди Холли поглядел на них, потом на свои руки. Медленно поднял голову и поглядел вверх. Похоже, Холли видел нечто, чего не мог увидеть никто другой. Улыбнулся, а потом улыбка превратилась в радостную ухмылку.

И он начал танцевать. Сначала медленно и осторожно, но потом все быстрее и быстрее. Холли кружился по сцене, а зрители смотрели на него, разинув рты.

Она уже видела такой танец. Или похожий. Корделия вспомнила. Виунгар. Она видела танец юноши-аборигена, глубоко в Сновидении, далеко в пустыне, в сердце Австралии. Это был танец шамана.

Холли ухмылялся все шире. Прыгал и кружился. У «Орущего» Джея Хокинса и Джеймса Брауна не вышло бы лучше. А потом Холли прыгнул вперед, в искрящуюся серебристую сеть.

Закружился, и его правая рука оторвалась, в запястье. Хлынул алый дым. Среди зрителей кто-то ахнул.

Холли продолжил танец. Другая рука. Правая рука, по локоть. Левая нога, по колено. Алый дым изогнутыми струями разлетался в стороны, будто пламя с огненного колеса.

Корделия осознала, что к ней обращаются.

– Может, рекламную паузу дать? – напряженно спросила женщина-оператор.

И Корделии вдруг все стало ясно.

– Нет, – сказала она. – Нет. Оставьте. Транслируйте все.

Бадди Холли кружился внутри сплетения искр. Полностью распался на части. Толпа сначала зашепталась, потом послышались крики.

– Господь всемогущий, прямо как с Малышом Динозавром, – услышала Корделия голос Полли Реттиг.

– Нет, – вслух сказала Корделия в ответ. – Это шоу. Смерть и воскрешение. Это просто… просто шутка. Зрелище.

–  Зрелище? – переспросила Реттиг. – Он… убивает себя.

– Я так не думаю, – сказала Корделия. – Он преображается, но не умирает. Шаманские штучки.

От Бадди Холли остался лишь торс, лишенный рук и ног. Он выкатился на сцену. Остальные части тела лежали вповалку. Подымались клубы алого дыма. В разные стороны били потоки искр.

Зрители смотрели, не понимая, как на это реагировать.

Кучка рук и ног зашевелилась. Кости начали заново соединяться в суставах. Мышцы и связки снова обматывали их. Руки и ноги снова обтянула кожа, и они снова приросли к телу.

Бадди Холли стоял перед ними целый и невредимый. Он, правда, был уже не совсем прежним. Этот Бадди Холли был более подтянут, исчезли пояс жира на талии и мешки под глазами. Его волосы снова стали черными и сверкающими, без седины. Кожа стала гладкой, без единой морщины.

Зрители начали аплодировать. Радостные крики становились все громче, давая выход напряжению, в котором люди только что пребывали.