Проведение в феврале 1919 года билля Роулетта через Законодательный совет и превращение его в действующий закон вызвало обратный желаемому эффект, и по всей стране вспыхнули массовые беспорядки. Ганди же был по-прежнему слишком слаб, чтобы предпринять сколь бы то ни было действенные ответные меры. «Я в то время и голос-то на митингах возвысить не мог в достаточной, чтобы быть услышанным, мере. Неспособность обратиться к замершим в ожидании твоей речи митингующим тяжко переживается. Меня же до костей сотрясал тяжелый озноб, и сердце гулко стучало в ушах при всякой попытке хотя бы чуть-чуть продержаться на ногах и что-то произнести с трибуны». Но упустить такую возможность поднять народ Ганди никак не мог себе позволить. И для перенаправления народной обиды на администрацию за принятие этих, по выражению Ганди, «актов черной неблагодарности», он призвал всех индийцев к сатьяграха, ненасильственному гражданскому неповиновению. В Сурате на его призыв откликнулись Дайялджи Десаи и Кальянджи Мехта, переступившие казавшиеся непреодолимыми барьеры между кастами и создавшие общее движение «Далу – Калу».
Сатьяграха против «Акта Роулетта» достигла трагической кульминации 13 апреля 1919 года, когда бригадный генерал Реджинальд Дайер отдал войскам приказ открыть огонь по мирным протестующим в городе Амритсар в индийском Пенджабе, в результате чего было убито до 400 по официальным данным, и не менее тысячи, по оценкам других источников. Британский историк А. Дж. П. Тейлор относил этот чудовищный инцидент к прямым последствиям испанского гриппа, приведшего к предельному обострению и выплеску наружу годами копившегося социального напряжения в стране, и считал Амритсарский расстрел «решающим моментом необратимого отчуждения индийского народа от британского правления»[443]. Через десять дней поддерживавшая сторонников курса на независимость газета Young India опубликовала отражавшую всеобщее гнетущее настроение редакционную передовицу «Здоровье общества», где говорилось, что на улицах Бомбея всем уже ясно, что правительство, допустившее смерть от гриппа шести миллионов индийцев (по современной оценке), которые «передохли как крысы без малейшей надежды на помощь», естественно, и глазом не моргнуло, когда вдогонку кучку индийцев еще и расстреляли на улице как бешеных псов. В мае, как раз перед отказом от ранее пожалованного ему рыцарского титула в знак протеста против бойни в Амритсаре, бенгальский поэт Рабиндранат Тагор писал в письме другу, что британцы повинны в «столь же невежественном попрании вечных законов, какое первобытные племена являют, когда охотятся на так называемых ведьм, на которых списывают причины своих болезней, хотя носят источник болезней в собственной крови»[444].
В 1920 году в Калькутте состоялся внеочередной съезд партии Индийский национальный конгресс. Братья Мехта прибыли туда спецпоездом из Бомбея в составе делегации западных провинций во главе с Ганди. На съезде в полной мере оправившийся от последствий гриппа лидер нации пообещал всем индийцам заветное самоуправление самое позднее через год, если они поддержат его призыв к общенациональной сатьяграхе, и Кунварджи Мехта был этим настолько вдохновлен, что по возвращении поднял целых пять городов на борьбу за правое дело. В 1921 году в бессрочной мирной стачке участвовало полмиллиона индийских рабочих, в последующие годы еще больше. Однако Ганди все-таки поторопился с обещанием, и ожесточенная, но теперь уже бескровная борьба за независимость затянулась в итоге до 1947 года. Но именно в 1921 году, и как ни крути, хотя бы отчасти благодаря испанскому гриппу, Индия обрела общенационального лидера движения за независимость, а сам Ганди – поддержку снизу, идущую от самых корней населяющих ее народов.
Глава 6
Муза скорби
Все, кто хотя бы изредка задумывается об испанском гриппе, рано или поздно задаются вопросом: почему, оставив непропорционально обширные участки могил на кладбищах почти всего мира, он не нашел столь же впечатляющего отражения в искусстве того времени? Художников, пытавшихся передать ужас существования на фоне уходящего в небытие поезда смерти с вереницей вагонов-нулей уносимых гриппом жизней, пугающе мало. Почему? Этот вопрос до сих пор по существу не рассматривался, но теперь явно приспело время его исследовать, пока поезд памяти не скрылся за горизонтом забвения окончательно. Ведь нам и сегодня уже не дано увидеть всех деталей и остается довольствоваться зарисовками общего пейзажа и строить гипотезы.