Бледный всадник: как «испанка» изменила мир

Состояние здоровья нации сделалось знаковым показателем ее благополучия, современности и цивилизованности. По мере совершенствования эпидемиологического надзора высветилась масса проблем со здоровьем местного населения африканских и азиатских колоний, ставших не сказать чтобы немым укором колонизаторам, поскольку как раз к этому времени то самое местное население стало повсеместно протестовать против невыносимых условий жизни и притеснений со стороны колониальных властей, включая нежелание или неспособность обеспечить их адекватной медицинской помощью. При этом все угнетенные народы дружно указывали на вожделенный пример Советской России, где создана единая государственная система здравоохранения, гарантирующая оказание бесплатной медицинской помощи всем, кто в ней нуждается. Капиталистический Запад вынужденно призадумался и выдал в ответ собственное решение, заключающееся в передаче функций организации обеспечения медицинской помощью нуждающихся частным благотворительным фондам (а именно Фонду Рокфеллера в подавляющем большинстве случаев), дабы избежать сползания к государственно-социалистической модели развития.

Фонд Рокфеллера был учрежден в штате Нью-Йорк в мае 1913 года в ходе дробления нефтяной монополии Standard Oil ее владельцем Джоном Д. Рокфеллером (старшим), его советником по благотворительности Фредериком Тейлором Гейтсом и сыном Джоном Д. Рокфеллером (младшим). Образованный шестью неделями позже в рамках фонда Отдел международного здравоохранения стал одним из главных организаторов борьбы с болезнями не только в колониях и недавно обретших независимость странах, но и в Западной Европе в период между двумя мировыми войнами[414]. В 1922 году, например, был заключен договор с правительством Испании, по которому Фонд помог заложить фундамент современной системы здравоохранения в этой стране. Также он оказал содействие и У Ляньдэ в его усилиях по реформе китайской системы медицинского образования, профинансировав, в частности, создание Пекинского объединенного медицинского колледжа.

Конечно же, не один Фонд Рокфеллера работал в этом направлении. Институт Пастера также вновь расправил крылья в период затишья между войнами и в 1922 году открыл представительство в Тегеране (договоренность об этом между Эмилем Ру и персидской делегацией была достигнута в ходе Парижской мирной конференции), что пришлось как нельзя кстати опустошенной испанским гриппом Персии. В первые послевоенные годы, когда Европу нещадно преследовали эпидемии (тифа и туберкулеза, как мы помним, помимо гриппа), доставкой гуманитарной помощи в пострадавшие местности занимались всевозможные религиозные благотворительные организации, а помощью истощенным в результате морской блокады на исходе войны и измученным болезнями детям Австрии и Германии – учрежденный в 1919 году Фонд спасения детей.

В контексте всех этих альтруистически-благонамеренных, но разрозненных усилий и была осознана необходимость создания международной организации здравоохранения нового типа. Международное бюро общественной гигиены со штаб-квартирой в Париже было учреждено с благословения двадцати трех европейских государств еще в 1907 году, но занималось оно главным образом сбором и распространением информации об инфекционных заболеваниях, а не реализацией программ общественного здравоохранения. Требовалось создать нечто более действенное и ориентированное на предупреждение болезней, и в 1919 году в Вене при Международном комитете Красного Креста было учреждено бюро по борьбе с эпидемиями.

И вот тут-то, едва выйдя на международный уровень, борьба с эпидемиями сразу же вылилась в схватку между двумя противоборствующими силами, пытавшимися навязать каждая свой подход к формированию облика общественного здравоохранения, – социализированный или политизированный. Не успело противоэпидемическое бюро открыться, как нации перегрызлись по поводу допуска к участию проигравших войну сторон, а затем антисемитские элементы принялись лоббировать решение о помещении еврейских беженцев, заполонивших страны Восточной Европы, под карантин в концентрационные лагеря[415]. Поднимались и вопросы о судьбе немецких военнопленных, до сих пор остававшихся в России: принимать ли их обратно, заведомо зная, что среди них непременно будет масса большевистских агитаторов?