Бледный всадник: как «испанка» изменила мир

Когда в 1948 году в Великобритании была создана Национальная служба здравоохранения (НСЗ), среди основных причин смертности все еще числились пневмония, туберкулез и венерические болезни, а каждый двадцатый ребенок не доживал до года (в наши дни младенческая смертность ниже на порядок). Медицинской науке было еще очень далеко до сегодняшнего уровня развития, но и от уровня 1918 года она также ушла очень далеко вперед: уже появились современные антибиотики, а в 1955 году появится и вакцина от полиомиелита. Именно поэтому НСЗ и аналогичные ей системы здравоохранения других развитых стран пребывали в состоянии гибкой и динамичной трансформации. Бедняки, не имевшие до середины XX века доступа к квалифицированной медицинской помощи, что вынуждало их прибегать к самолечению народными средствами (часто небезопасными) или уповать на благотворительность или бескорыстие врачей-подвижников, теперь имели возможность благополучно лечиться от многих хворей у специалистов. Но радикальнее всех изменилась судьба стариков. Раньше многие из них заканчивали свои дни на «задворках» приютов и богаделен (в лучшем случае). С учреждением же НСЗ Великобритания стала первой в мире страной, где всерьез занялись разработкой и массовым внедрением гериатрической медицины.

Многие из нас сегодня воспринимают общедоступное бесплатное здравоохранение как должное, да и действительно, не так-то легко упомнить, что некогда, а именно во второй половине 1940-х годов, его внедрение было некоторыми кругами встречено в штыки. В частности, британское врачебное сообщество на протяжении двух лет противилось принятию закона о здравоохранении, учреждавшего НСЗ, и пыталось его заблокировать как угрозу своим доходам и независимости. Бесплатная медицина считалась чуть ли не синонимом социализма, а закон о здравоохранении – плодом «социалистического заговора». Уинстон Черчилль от лица оказавшейся после войны в оппозиции Консервативной партии обрушился однажды в Палате общин на Аньюрина Бевана[411], министра здравоохранения лейбористского правительства, с критикой, выходящей за рамки политического этикета, и даже назвал его «проклятием, насланным на страну». Вообще-то говоря, страх американцев перед «социалистическим заговором» – главная причина, по которой в США до сих пор так и не создано единой федеральной системы общедоступного здравоохранения. Вместо этого начиная с 1930-х годов в Америке плодятся системы медицинского страхования работников за счет работодателей.

Во многих странах в 1920-е годы были созданы министерства здравоохранения, а где они уже2 существовали, – значительно расширены их полномочия, функции и штаты. Это стало прямым результатом пандемии, во время которой высшее руководство органов, номинально отвечавших за состояние здоровья населения своих стран, либо вовсе не допускалось на заседания советов или кабинетов министров, либо вынуждено было довольствоваться ролью просителей, выклянчивающих субсидии или полномочия у других министерств и ведомств. Теперь же, получив министерские полномочия, лидеры здравоохранения заседали на высшем уровне как равные среди равных. Иными словами, было признано, что охрана здоровья населения – задача государственной важности. Одновременно с этим политики осознали, что популярные меры в этой сфере помогают заручиться массовой поддержкой населения. В результате здравоохранение стало политизироваться, и происходило это повсеместно, но явственнее всего эта тенденция прослеживалась в Германии.

Хотя предложение Эрнста Кюнца в 1920 году и было проигнорировано, центр тяжести в немецком здравоохранении в период Веймарской республики (1919–1933) неуклонно смещался от частных врачебных практик к общественным медучреждениям, и ко времени прихода к власти нацистов немецкие доктора вполне привыкли сотрудничать с государством по всем вопросам организации оказания медицинской помощи населению. Евгеника, конечно, повсеместно была тогда мощным течением, но в Германии 1930-х годов эта теория упала на благодатную почву, была возведена нацистами в ранг идеологии и сделалась главенствующей доктриной в медицинской практике.

Один из первых законов, принятых нацистскими властями в 1933 году, стал «Закон о предотвращении рождения потомства с наследственными заболеваниями» (он же «закон о принудительной стерилизации»), ставивший целью охрану «чистоты арийской расы» посредством лишения «ущербных» граждан возможности к воспроизводству себе подобных. В состав «судебных коллегий по наследственному здоровью»[412] входили юристы и врачи, причем последние там как раз и выступали в роли некоего подобия «государственных обвинителей», предъявляя судьям основания для принудительной стерилизации. Заседания этих коллегий проводились в закрытом для публики режиме и зачастую длились не более десяти минут. Впоследствии закон был дополнен, а полномочия судебных коллегий расширены, и они получили право предписывать также и принудительные аборты вплоть до шестого месяца беременности[413].