Перепало и Коту. Его угощали охотнее: варёными яйцами и творожником. Девки всё порывались погладить его, но варгин уворачивался, делал вид, что пугается посторонних. Но на деле попросту не хотел, чтобы его тискали после еды. Девки хохотали и подзывали его, споря, к кому же он подойдёт. Кот изображал глупого, как лапоть, котяру.
Тем временем пришёл тот мужик, который встретил меня у околицы. Он помахал рукой и пошёл к столам с яствами. Я же направился к костру.
Гулянье там уже шло полным ходом. Молодёжь водила хороводы и весело отплясывала. Старшее поколение всё больше наблюдало со стороны.
Вскоре музыка сделалась быстрее и задорнее, а одна из старших женщин, статная и высокая, подожгла палую листву. Мелкие веточки с бодрым треском занялись. Жадный, жаркий пламень поднялся вверх, вздымая пряный дым. Полетели алые искры.
Юноши и девицы тотчас принялись со смехом разбиваться на пары. Они разбегались и прыгали через костёр с восторгом и страхом. В надежде на мягкую зиму, скорую весну и крепкое личное счастие.
Праздник удался таким шумным и развесёлым, что все не сразу услышали пронзительный женский визг.
Кричала девушка, которая первой перемахнула через праздничный пламень. Вопила, повернувшись в сторону леса.
— Летит! — закричал кто-то в толпе.
— Летит! Готовь луки! — раздалось вокруг меня.
Люди принялись носится вокруг впопыхах. Зашипел прижавшийся к моим ногам Кот. Антрацитовая шерсть вздыбилась на его выгнутой спине. И тогда я увидел, что же так всполошило всю деревню, в одночасье обратив праздничную площадь в место всеобщей паники.
Алая, сияющая зарница неслась от леса в сторону Старого Вымола. Пламенное пятно в небесах, ярче и больше праздничного костра. То была птица, объятая живым огнём. Громадная, как человек. И ослепительная, как солнце в летний полдень. Я различил её изогнутый, золочёный клюв в локоть длиной. Разобрал взмахи могучих крыльев и горделивый изгиб шеи. Длинные перья её хвоста змеились в воздухе, будто живые.
А потом Жар-птица закричала, и в её голосе смешался глас разгневанной, отчаявшейся женщины с хтонической мощью сил древних, как сам этот мир.
Зазвенели тетивы. Засвистели в воздухе стрелы.
Мужики снова натянули крепкие, тисовые луки, которые припрятали под столами с угощениями. Снова пустили стрелы.
Но, конечно, ни одна не достигла цели. Птица лишь чуть изменила своё направление и полетела не к площади, а к окраине деревни.
Дурни. С луками супротив такой бестии!
— К амбару с зерном летит! — с ужасом закричала та самая женщина, которая разжигала праздничный костёр.
Ко мне подскочил мужичок, что встретил меня на входе в деревню.
— Что стоишь? — он потряс меня за плечо. — Помоги же! Ловчий ты или кто?
— Или, — мрачнея, проворчал я, положив руку на рукоять меча, а сам двинулся быстрым шагом туда, куда побежали все остальные. — Так и знал, что неспроста попросили задержаться в этой дыре. Вот как чувствовал.
Жар-птица же успела достигнуть тына на краю холма и теперь била крыльями, разбрасывая искры на крыши хозяйственных построек. Только вот укрывавшая их солома оказалась мокрой настолько, что искры с шипением гасли тотчас, как касались её. Видать, селяне знали, с кем предстоит иметь дело, и подготовились основательно.
Огнептице это пришлось не по нраву. И она с отчаянным криком полетела вдоль деревни, подгоняемая стрелами. Забила крыльями вновь. И в мстительном порыве опустилась на низенькую крышу покосившегося сарайчика, в каких обыкновенно хранили инвентарь для работы в поле.
Пламень, гудевший вокруг её тела, ударился о мшистый скат. Жара хватило, чтобы мох просох за несколько ударов сердца. И огонь перекинулся с птичьих перьев на крышу.
— Расступись! — закричал я, силясь протиснуться сквозь толпу.
Люди послушались. Шарахнулись в стороны, как горох.
Мой меч с мелодичным свистом покинул ножны. Я крутанул его в руке, рассекая воздух особым способом. Выбивая зачарованным оружием свои собственные искры, ярко-синие. Они гулко вспыхивали и оседали на лезвии, напитывая его силой.
Завидев меня, Жар-птица тотчас пригнула голову. Она наблюдала за моими движениями и будто понимала, что такой меч сможет причинить ей вред, в отличии от бестолковых крестьянских стрел, какие только на рябчика и годятся.
— Заливай! — скомандовал кто-то в толпе.
Набежали люди с вёдрами. Принялись щедро поливать занявшийся сарай и соседние постройки, чтобы огонь не перекинулся на них. Брызги с шипением обращались в пар, который окутал горящую бестию клубами.
Я метнулся ближе. И успел разобрать, как возмущённая огнептица взмывает ввысь, спугнутая близостью магического оружия, как дитя, которое боится родительской розги, даже если в жизни с ней не сталкивалось.
Думал, нападёт на меня. Или попытается поджечь ещё что-нибудь. Завертелся на месте, озираясь. И понял, что птица лишь сделала круг над деревней, а после полетела к лесу. Туда, откуда и явилась.
Селяне слаженно заливали сарай. О празднике все немедля позабыли, занятые спасением своего добра.