Блаженны нищие духом

— Больше всего на свете ненавижу, когда из меня пытаются сделать идиота. Знаете, — жестко и четко заговорил Немец, — я сейчас выложу свои карты на стол и покажу вам, что выиграю, не зная ваших, а только догадываясь о раскладе. Мне даже, извините, плевать на свою репутацию. Мне плевать на вашу мышиную возню. Мне интересно… Я хочу видеть эти картины. И вы мне их покажете в понедельник. И если они того стоят — вперед! Можете в дальнейшем официально ссылаться на меня. Но если нет, то я вас уничтожу. И если вы мне их не покажете, я решу, что вы побоялись это сделать, и тоже вас уничтожу. Буду краток…

— Но почему вы решили, что я имею какое-то отношение к…

— Буду краток, — повторил Немец, игнорируя слабые попытки Люка оттянуть время. — В воскресенье вечером я жду вашего звонка с приглашением. В восемь. Позже вы меня не застанете. — Немец улыбнулся. — Если его не будет, в понедельник я начинаю войну. — Он встал и уже совершенно другим тоном, любезным, почти елейным, закончил разговор: — На этом разрешите откланяться. Было очень приятно с вами пообщаться. Всего вам доброго. Надеюсь, мы с вами еще не раз увидимся.

Люк вскочил, засуетился, провожая Немца до двери, и, закрыв ее, как лев, рванулся к телефону. Через два часа они с Жераром уже обсуждали случившееся в маленьком полупустом ресторанчике. Очевидно было одно: дело висело на волоске. Они оказались в глупейшем положении и теперь были полностью в руках у Немца. Анализируя по сотому разу его краткую речь, они пришли к выводу, что деньги ему не нужны, а просто самолюбивый старик разъярен, что им, или его именем, пытались манипулировать за его спиной, и теперь он в отместку устроит показательную порку. Завтра пятница, в их распоряжении один день, что-либо предпринимать в субботу-воскресенье было практически невозможно, да и что предпринимать… Варианты отметались один за другим. Скорее всего, Немец уже предупредил журналистов о том, что в понедельник хочет сделать сенсационное заявление. Оставалось только одно: звонить ему в воскресенье и приглашать на просмотр. Оба чувствовали себя нашкодившими щенками, застуканными суровым хозяином на месте преступления. Утешало только одно: слава богу, хватило ума на предварительном этапе минимизировать затраты.

Вечером Жерар позвонил в Москву Ани и сказал ей на время притормозить.

Это был удар. Она сидела оглушенная, опустошенная, понимающая только одно слово — «крах». Она столько пережила за последние месяцы, столько всего преодолела, — и вдруг оказалось, что весь этот механизм крутился вхолостую. Но самое ужасное — как сказать об этом Андрею? «Прости, все было очень здорово, но ничего не получается. Я уезжаю домой, а ты оставайся тут, в своей дыре со своими собаками, пиши свои картины, даст бог, тебе повезет, и кто-нибудь их оценит»… От бессилия и несправедливости Ани готова была завыть. Она вдруг поняла, что не может вот так просто потерять Андрея, и она впала в ярость. «А почему, собственно «Я уезжаю домой»? Ни черта подобного! Никуда я не уезжаю. Я выхожу за него замуж и остаюсь здесь, и точка. И пусть провалятся все жерары с люками к чертовой бабушке. Домой! Куда — домой? В съемную квартиру? Сидеть с капризными полоумными старухами или избалованными детьми? Нет уж! Хватит!» Но революционный настрой быстро угас. «Я же не смогу скрыть от Андрея, что план провалился. А как он это воспримет?» И тут, впервые за все время их знакомства, ей в голову пришла нехорошая мысль: а вдруг она без Франции Андрею не нужна? Ани отогнала ее: не может этого быть, он не такой человек. В нем нет ни хитрости, ни корысти. «Господи, но он же не согласится жить на мои деньги… Не будем же мы жить на станции. Значит, надо снимать квартиру… А как ее оплачивать? Господи, что же делать? Что делать?»

Утром, перед уроком, она намекнула директрисе, что, возможно, останется в Москве еще на год. Директриса разволновалась, раскудахталась:

— Только к нам! Только к нам! Мы с вами непременно должны поговорить на эту тему! Я вас только прошу: не давайте никому обещаний, не переговорив предварительно с нами. Я уверена, осенью мы сможем вам предложить очень интересный контракт!

Итак, лето в материальном плане выпадало. Но, как ни странно, у Ани за это время образовалась некоторая сумма, на которую можно было вполне продержаться все лето.

Возможно, стоило бы затаиться и дождаться новостей от Жерара, может быть, еще не все было потеряно, но Ани не сочла возможным скрывать плохие новости, и поэтому сразу после уроков помчалась к Андрею. По дороге она уже не думала, как начать разговор, что говорить и как. Ей просто было страшно, что он скажет что-то такое, после чего останется только постараться сохранить лицо и достойно распрощаться.

Увидев лицо Ани, Андрей перепугался:

— Что случилось? Что-нибудь плохое? Тебя кто-то обидел?

— Андрей, все пропало! Мне вчера вечером позвонил Жерар. У них что-то сорвалось, и он сказал ничего пока не предпринимать.

Андрей долго молчал, и Ани изнывала от страха. Наконец, он начал медленно говорить: