Блаженны нищие духом

Самой большой его головной болью были Костик с Игорьком. Нетронутыми оставалось еще три заначки, в том числе и самая большая. По скромным подсчетам (а Леха привык брать минимум ожидаемого), всего наберется около полутора килограмм. Шестьдесят-семьдесят тысяч долларов. По нынешним временам вырученные деньги дали бы только временную передышку, возможность перекрутиться. Это тоже было немало, и на дороге такая сумма не валялась, но главным было другое. В его плане «Жизнь с чистого листа» был пункт, по которому оба подельника должны были исчезнуть из его жизни навсегда, сгинуть. Их надо было убирать, причем самому. Вариант был один: забрать весь товар, на последнем деле положить обоих, и — концы в воду. Надо было тщательно продумать, как он это сделает, где, и каким образом заметет следы. Однако времени катастрофически не хватало даже на обдумывание. Его постоянно дергали по каким-то неотложным делам, требовали его присутствия, вмешательства, родственнички склочничали между собой и втягивали его в свои свары, клиенты были вечно недовольны. Несмотря на то, что он на работе лютовал и за глаза его называли «Пиночет», его особо никто не боялся, и каждый на своем уровне тащил, что мог.

Дома отдохновения тоже не было. Татьяна, давно вошедшая в роль «немого укора», сжившаяся с ней, раздражала его неимоверно, и, если бы не Витька, он бы давно бросил ее к чертям, да еще и без выходного пособия. «Пусть бы со своим высшим образованием проектировала сортиры на железнодорожных станциях, — часто не без удовольствия думал он. — Посмотрел бы я, как она крутится на свою зарплату».

Старых друзей не было, в свое время не нажили, а из новых одни были гораздо богаче и особо не снисходили до Савельевых, а до тех, кто победнее, не снисходили сами Савельевы.

Вот такая была жизнь, вот так воплотилась его мечта. Он сравнивал себя того, водителя «КрАЗа», с собой нынешним и, несмотря ни на что, считал, что игра стоила свеч. Он прошел от водилы до господина длинный и страшный путь, и теперь, спрашивая себя, повторил бы он его, зная, чем это обернется, отвечал: повторил бы.

С некоторых пор Лехе Савельеву стало казаться, что он ощущает вокруг себя некую крысиную возню, хотя вроде бы ничего такого из ряда вон не происходило. Как-то поздним вечером он сидел в своем кабинете, потягивал армянский коньяк и пытался понять, что ему не нравится и насколько это серьезно. «Ну, ушли две бригады строителей… Чего бы не уйти, если им не платили уже пять месяцев? Как только сдадим объект, частично выплатим, только теперь белыми, раз подали иск в суд. Хотят идти официальным путем — они его получат. Надо нанимать рабов без регистрации, дать местным ментам денег, сколько надо, и всех делов…»

«Ну, ушла главный бухгалтер. А что ее удерживать, если у нее онкология? Зато новая — огонь-баба! Правда, поговаривают, что прежняя в онкоцентр легла по блату, жировик удалять, а использовала это дело как предлог для увольнения, чтобы отпустили без всяких. Та еще, щучка хитрая, успела, небось, нахапать. Рыльце в пушку. Если что, будет помалкивать. Но отчетность у нее всегда была тип-топ.

Плохо, конечно, что Никита перестал приглашать в баню. Ну да мы теперь и сами с усами да со связями. Шел бы этот Никита…

Что-то было еще… А! Очередная секретарша уволилась. Ну, обложил я ее матюгами, подумаешь… Полгода терпела, а тут вдруг взбрыкнула… Пусть пойдет поищет такую зарплату… Хрен с ней. Это не секретарша… Что-то было еще… А, вот что: кто-то коттеджем интересовался, прораб говорил. Тоже чего панику раньше времени поднимать! Мало ли кто интересовался? Может, участок понравился, может, перекупить хотят. Проект все-таки — эксклюзив…»

Вспомнив о коттедже, Леха испытал чувство удовлетворения. Хотя строительство затягивалось, дом все-таки рос, приобретая благородные черты, и окружающим становилось понятно, что здесь будет жить птица высокого полета. Птица же сидела практически без денег, во всяком случае, подобающих для этого высокого полета, и урывала по мелочи, где только могла.

Отвыкшая экономить Татьяна дулась, ибо деньги были единственным, что хоть как-то извиняло мужа. Она давно уже научилась спекулировать Витькой и делала это мастерски и изощренно. Леха, слепо обожавший сына, рвал и метал, но поделать ничего не мог: он был заложником у собственной жены.

Деньги, деньги, деньги…

Нужно было что-то предпринимать, и Леха продумывал интересную комбинацию обналички, так, чтобы и рыбку съесть, и остаться белым и пушистым. Он крутил ее в мозгах и так, и эдак, и вроде бы все срасталось, и можно было начинать проворачивать дело, но его беспокоила эта крысиная возня вокруг. Трезво взвесив все отрицательные моменты, он решил, что на следующей неделе, во вторник (по понедельникам, из суеверия, он никогда ничего не предпринимал), он начнет.