Благословение

– Видите ли, Дорин, – терпеливо начал он, – проблема состоит в том, что художник сегодня вылетает из Сиэтла, чтобы делать фрески, и будет тут уже завтра. Этот человек потратил год, делая эскизы для фресок, и…

– А, так вы из-за этого беспокоитесь? – сказала Дорин и вышла из комнаты. – Вот, – заявила она, вернувшись через минуту. – Это пришло две недели назад.

Вначале Джейсон хотел устроить ей примерную встряску за то, что письмо провалялось у нее две недели и он до сих пор его не видел, однако решил поберечь силы и вместо этого просто прочел письмо. Из письма следовало, что художник сломал правую руку и не сможет приступить к работе как минимум четыре месяца.

– Вы ведь не будете снова кричать? – спросила Дорин. – Я хочу сказать, что он всего лишь руку сломал. Он ведь поправится.

– Дорин, – сказал Джейсон, грозно поднимаясь из-за стола. Хорошо еще, что стол между ними был достаточно широкий, а то он мог бы и не справиться с искушением, схватил бы ее за горло и придушил. – Через шесть недель президент Соединенных Штатов приезжает сюда, чтобы увидеть город, когда работы тут еще на несколько месяцев, и он хочет увидеть в библиотеке настенные росписи, которые еще предстоит выполнить. А у меня нет художника! – К концу тирады он повысил голос почти до крика.

– Не кричите на меня, – спокойно заявила Дорин. – Не моя работа – нанимать художников. – При этом она развернулась и вышла из кабинета.

Джейсон так тяжело опустился на стул, что тот едва не рухнул под ним.

– Зачем я оставил бизнес? – пробормотал он и вновь, в который раз оглядываясь на свою прежнюю жизнь, с грустью вынужден был признать, что та, прежняя, жизнь его была отлажена до винтика и предельно продуктивна. Когда он перевел штаб-квартиру в Абернети, он пригласил с собой и обслуживающий персонал, но люди, которым, как считал Джейсон, он оказывал честь, приглашая продолжить сотрудничество, по большей части просто посмеялись над ним. Дворецкий от души хохотал. «Променять Нью-Йорк на Кентукки? Нет уж, спасибо, увольте».

И точно так же к его предложению отнеслись практически все, кто на него работал. Так что он вернулся в свой родной город в одиночестве. И чувствовал себя в то время покинутым абсолютно всеми.

Джейсон взглянул на снимки Макса, которыми был уставлен его рабочий стол. Два года, подумал он, и никаких вестей. Словно чрево земли разверзлось и поглотило их. Все, что у него осталось, – это снимки, которые он выпросил у Милдред, свекрови Эми, и оправил в серебряные рамки. Для Макса – все только самое лучшее.

Джейсон продолжал думать о ребенке Эми как о своем собственном. Он нес бремя своей скорби в одиночестве, ибо никто не проявлял к нему ни капли сочувствия, когда он изнемогал от тоски по Эми и ее маленькому сыну, по женщине и ребенку, с которыми был знаком всего несколько дней.

– Свыкнись с этим и забудь! – сказал ему как-то отец. – Моя жена умерла. У нее не было выбора: остаться со мной или уйти, так решила за нее судьба. Но та девушка, по которой ты сохнешь, оставила тебя по собственной воле и ни разу даже не позвонила. Так пойми же наконец и вбей в свою упрямую башку, что она тебя не хочет: ни тебя, ни твоих денег, поэтому и пустилась в бега.

– Мои деньги не имеют к этому отношения, – тихо сказал Джейсон.

– Не имеют? Тогда зачем ты тратишь целое состояние на сыщиков, чтобы ее отыскать? Если она не продавалась, когда жила здесь, что заставляет тебя считать, что ты сможешь ее купить, когда она покинула город?

Джейсону нечего было ответить на эти слова отца, но ведь он был единственным человеком на земле, кто имел власть низвести его до состояния маленького мальчишки.

Дэвид проявлял к Джейсону еще меньше сочувствия, чем отец. Он решил излечить брата от затяжной болезни, знакомя его с другими женщинами. «Обработка по-кентуккски» – так называл этот метод лечения Дэвид. Джейсон не представлял, что имел в виду его брат, пока в дом не начала поступать еда. Одинокие женщины, разведенные женщины, женщины, собирающиеся разводиться, с завидной регулярностью стали заглядывать к Джейсону с перевязанными ленточкой банками и мисочками.

– Просто подумала, вдруг вы захотите попробовать что-нибудь остренькое, и занесла вам домашние соленья. Сама готовила. В прошлом году на главной ярмарке штата я получила приз.

За три недели, прошедшие с момента приезда Джейсона в город, кухня его оказалась забита всевозможными соленьями, вареньями и прочими фруктово-овощными консервами на любой вкус. Холодильник отказывался вмещать пирожные, печенья и салаты.

– Они считают меня мужчиной или боровом, которого надо как следует откормить, прежде чем заколоть? – спросил Джейсон у брата как-то раз, когда они сидели в местном баре и пили пиво.

– Понемногу от того и другого. Ты же в Кентукки. Послушай, брат, ты должен выбрать кого-то из них. Пора возвращаться к жизни. Хватит чахнуть и сохнуть по тому, кто все равно к тебе не вернется.

– Да, я понимаю, но… Тебе не кажется, что они пытаются меня замариновать, прежде чем заколоть и отправить на ярмарку?

Дэвид засмеялся: