Благими намерениями

– За что же извинять? Напротив, улыбайтесь: это более идёт вам. А то я уж решила, что вы всегда такой серьёзный и задумчивый. Оказывается, нет… Признаться, недолюбливаю мрачнодумцев.

– За что же? – усмехнулся Владимир. – Человек ведь таков, каков он есть. К сожалению, он не выбирает своей природы.

– Но он может на неё влиять… По-моему, нужно просто умерить свои требования к миру и научиться видеть и ценить всё то хорошее, что есть в нём, даже в мелочах. В суете люди совершенно не замечают того, что у них перед глазами: прекрасного дня, как сегодня; улыбки прохожего; того, что они живы и здоровы, наконец.

– Из всего перечисленного последнее должно было бы обрести особенную ценность в последние два года, – заметил Владимир.

Розовые пятна проступили на щеках Оли: возможно, этот её довод действительно прозвучал чересчур категорично и легкомысленно теперь, когда Европу потрясала ужасная своими масштабами и размахом, доселе невиданная война.

Владимир же пожалел, что так грубо и глупо свернул разговор в эту плоскость и, чтобы сгладить неловкость, искренне сказал:

– Наверное, вы правы. К тому же, что от добродушных людей обществу гораздо больше пользы: они даже скандалы и драки оттягивают до последнего, а уж войн не развязывают никогда…

Оля ничего не ответила.

– А где вы работаете, кстати? – спросил Владимир, осторожно нарушая возникшее молчание. – Вчера Пётр Сергеевич сказал, что к лодочной станции вам не придётся идти далеко.

– Я работаю в книжном магазине Ивана Сергеевича Соловьёва, неподалёку от перекрёстка Невского и Садовой.

– Любите книги?

– И книги люблю, и вид из магазина нравится. Я вообще очень люблю наш город, – есть в нём какая-то необъяснимая магия. – Оля посмотрела в сторону, на медленно проплывавшую мимо сплошную стену старинных домов, отстроенных небедными пращурами. – Взгляните хотя бы вот на эти дома: уже которое десятилетие стоят они всё такие же – строго-почтенные, непроницаемо-важные… Но, ей-богу, непонятно, кто кого, на самом деле, рассматривает: мы – их, или дома – нас. Порой мне кажется, что город живой…

Владимир тоже посмотрел на дома, честно попытался рассмотреть в их фасадах что-то магическое и не смог, задумчиво нахмурился.

Оля глядела по сторонам, а Владимир, украдкой, на неё, бегло, но пристально. Видел тонкую прядь волос, выбившуюся из-под шляпки и спустившуюся на шею пушистым кольцом, плавно колеблющуюся на ветру; аккуратные руки, спокойно лежавшие на коленях, только тонкие пальцы едва заметно поглаживали ткань платья – наверное, в такт мыслям.

На мгновение Владимир почувствовал робость, глядя на Олю: стоит ли ему питать иллюзии насчёт неё?..

Лёгкий порыв ветра набросил на пассажиров сорванные с вёсел капли воды. Оля вздрогнула от неожиданности, с улыбкой промокнула платком попавшие на лицо капли, взглянула на Владимира, спросила, возвращаясь к разговору:

– Вы не согласны со мной?

– Согласен. Просто… просто я как-то не верю в то, что предметы обладают душой.

– Практичный человек, значит? Суровый реалист. И стихов, наверное, не терпите?

– Почему же, очень даже терплю, – улыбнулся Владимир. – Признаться, и сам баловался когда-то.

– Что вы говорите?! Как интересно! – живо повернулась к нему Оля. – Никогда бы не подумала. Прочтите что-нибудь.

– Ну, уж нет, – рассмеялся Владимир. – Мой талант не для слабонервных.

– Ничего, я выдержу, – не собиралась отступать Оля.

– Да я и не помню их уже, право! – Владимир пожалел уже о своей откровенности. – Ведь это стихи из тех, что почти каждый человек в своей жизни пишет в известном возрасте, только не каждый в этом признается.

Владимир произнёс это так, как будто свой «известный возраст» он миновал лет пятнадцать-двадцать назад.

– Юлите, сударь, – прищурилась Оля. – Ну да ладно! Главный вывод из этого: вы, всё же, не безнадёжный прагматик.

– Это радует, – снова усмехнулся Владимир. – По-моему, любая характеристика человека, начинающаяся со слова «безнадёжный», – обозначение патологии. «Безнадёжный тиран», «безнадёжный глупец», «безнадёжный романтик», «безнадёжно влюблённый»… Между ними, если вдуматься, нет большой разницы: от каждого этого словосочетания так и веет какой-то убийственной предопределённостью, завершённостью судьбы. А мне хочется верить, что наша судьба в наших руках.

– Так-так, то есть в фатум вы тоже не верите?

– Нет, не верю.

– А мой брат считает поговорку: «Чему быть – того не миновать» – кредо человека, связавшего свою жизнь с военной службой: она снимает бремя рефлексии, чем очень облегчает жизнь офицера. Разумеется, речь о войне.

– С этим спорить тяжело… Да я, в общем, никому и не навязываю своего мнения.

Оля ненадолго над чем-то задумалась, потом спросила:

– А вы совсем не помните Николая?

– Нет, к сожалению, – попытался оживить память Владимир. – Только смутные детские воспоминания. Но мне было бы очень интересно познакомиться с ним теперь.

– Надеюсь, эта возможность представится скоро. Только закончилась бы поскорее проклятая война, – добавила Оля и вновь задумчиво посмотрела в сторону.