Благими намерениями

Но матросы Ревеля всё же с недоверием поглядывали на делегатов: где слыхано, чтоб так обходились с офицерами?! Да и смущал тот факт, что среди приезжих несколько матросов были явно «ряженые»: форма сидела «не по-нашенски», что опытный матросский глаз определял сразу. И говорили они чересчур умно, гладко и агрессивно: ставили матросам в вину их аморфность и мягкотелость в то время, когда требовалось жёсткой рукой наводить новые порядки. Матросам не составило большого труда вывести на чистую воду таких ораторов и под общий смех выгнать их с кораблей. Двоим же из таковых даже надавали тумаков в качестве прохождения курса молодого матроса – раз уж натянул на себя форму, так будь добр – принимай посвящение, как полагается…

От прибывших делегатов стало известно, что флотом теперь руководит Центробалт [Центральный комитет Балтийского флота, выборный орган управления]. Они же сообщили, что вице-адмирал Непенин был убит предательским выстрелом в спину матросом береговой торпедной базы, причём чуть ли не открыто говорили о том, что убийство это было заказным, выполненным за деньги.

Офицеры, прослышав об этом, укреплялись в мысли, что февральские ужасы, потрясшие флот, были запланированной и тщательно продуманной акцией. Но кто этим руководил? И почему бездействует новое правительство?! Или и его члены в этом замешаны? Ведь, если так, – это явная диверсия. И назвать случившееся иначе в то время, когда страна находится в состоянии войны, невозможно.

Всем этим фактам нельзя было дать объективного объяснения: слухи, один другого невероятнее, плодились день ото дня.

Матрос-делегат, прибывший на «Лихой», недавний торпедист крейсера «Полтава», с офицерами держался делово и демонстративно нагло, личным примером пытаясь привить матросам новую форму взаимоотношений между личным составом команды эсминца и офицерами. Увидев, как вахтенный у трапа козырнул проходившему мимо офицеру, он напустился на него:

– Кому машешь, деревня?!

– Сам ты деревня! – огрызнулся матрос. – Положено, вот и машу.

– Положено! – передразнил делегат. – Отменено отдание чести, как и вставание во фронт, понял! А также запрещено обращение к матросам на «ты» и прочее грубое обращение.

– Хм, вона как… – не нашёлся, что сказать, вахтенный.

– Вам что, про Приказ№1 не говорили?

– Болтают разное, да никто его не видел.

– Ну-ну, сейчас увидите…

Первым делом делегат потребовал объявить общее построение экипажа и в присутствии командира зачитал за несколько дней ставший уже притчей во языцех Приказ№1.

Помимо создания судовых комитетов, преступных послаблений в организации службы и возмутительного умаления дисциплинарной власти офицеров флота и армии (а точнее, лишения их этой самой власти), любые их действия теперь могли обсуждаться на собраниях солдатских и матросских комитетов с вынесением различных вердиктов, вплоть до удаления офицера с флота или из армии. Согласно этому приказу, контроль за оружием и боеприпасами корабля надлежало также передать судовому комитету. Оружие офицерам, по их требованию, выдавать запрещалось – только с разрешения судового комитета. У сейфов с оружием и боеприпасами предписывалось выставить усиленные караулы.

После этого заявления шёпот возмущения пробежал в строю офицеров. Командир, бледный от сдерживаемого гнева, твёрдо взглянул на них, без слов требуя сохранять спокойствие. Потом повернулся к делегату.

– Позвольте-ка, – он взял из его рук лист с отпечатанным текстом приказа, пробежал по нему глазами. – Здесь чёрным по белому написано, что приказ адресован войскам Петроградского гарнизона. Почему вы вводите личный состав в заблуждение? – он исподлобья посмотрел на делегата.

– Это бюрократическая деталь, которая устранится в ближайшее время, – не теряясь, смотрел на него делегат.

Расчёт его был верен: зерно раздора было посеяно принародно, и начни офицеры сопротивляться проведению злосчастного приказа в жизнь, это неминуемо привело бы к тяжёлым последствиям. Скрепя сердце, они подчинились.

Почти каждый день в городе проходили митинги, посещая которые, матросы всё больше напитываясь революционным духом, и противодействовать этому было невозможно: политическая сторона их жизни отныне офицерами не контролировалась – запрещено. Впрочем, как показали недавние события, она и ранее ими не контролировалась по их халатности, за что и приходилось теперь жестоко расплачиваться.