Благие намерения

Дарби описывал дом, и невольно слушали даже Тимаш с Граттом. Забытое – дом. Совсем забытое. Когда-то, наверное, и у них имелся дом, а потом осталась только дорога, оружие, случайная работа. А вот эта парочка сумела устроиться. Если даже наемник вдруг срывает большой куш – так и спускает… или покупает дом и забывает о своей прошлой жизни. Сеглеру не доводилось видеть таких, кто продолжал бы соглашаться на работу. Впрочем, за эту платят слишком хорошо.

Милл и Дарби были не самые обычные наемники. Не вояки, хотя драться умели, особенно Дарби. Они выполняли хитроумную работу: доставали какие-то редкости. Деммел говорил. Считалось, что мозги в этой паре – Милл, а Дарби – сила, но на самом деле все оказалось не так примитивно: и Дарби был неглуп, и Милл в драке кой-чего стоил.

Теперь беседа шла о каратьягах. Слушали с интересом: и потому, что это, собственно, была цель их работы, и потому, что никто ничего толком не знал. Кроме Милла. Как обычно. Систематического образования у него не было, но обнаруживались знания, свойственные не всякому выпускнику университета. Сеглер тоже послушал. Версия Милла была очень близка к правде.

Чем бы ни были каратьяги когда-то в незапамятные времена, когда боги теряли свои вещи в мире людей, со временем они стали амулетами. Стоили они невероятно дорого, главным образом из-за легенд. Каратьяг выполнял желания. Маленький осколок – мелкие желание, большой – большие. Попытки собрать карадьин бывали довольно часто, кое-кто даже приближался к цели. Судя по сказкам, причем исключительно страшным и с печальным концом. Дело в том, что, давая, каратьяг и забирал. Маленькие были практически безопасны, зато крупные начинали доставлять неприятности. Владелец большого каратьяга или нескольких, особенно совпадающих, кусочков, переставал контролировать свои желания. Сначала это причиняло неудобства близким, затем круг расширялся, и чем ближе к карадьину, тем хуже были последствия. Полного карадьина собрать не удавалось никому, и вряд ли удастся даже Деммелу: за столетия не одна деталь утеряла безвозвратно, например, лежит на дне моря с невезучим владельцем корабля. И это очень хорошо, потому что человек не может совладать с творением богов. А эльф отличается только формой ушей и запасными ребрами, так что тоже не может. Что происходит? А стихийные бедствия, например. Или войны, те самые кровавые и разрушительные войны темных времен. Конечно, не доказано, что в основе каратьяг, но косвенные свидетельства… А зачем нашему заказчику карадьин?

Сеглер не сразу сообразил, что вопрос адресован ему. Он пожал плечами. Деммел отличался не только выдающимся магическим даром, но и нетипичной для людей его уровня порядочностью. И умом. Он не соединял каратьяги, вряд ли проверял их действие, скорее всего, хочет исполнить единственное желание и снова рассеять каратьяги по миру.

Во всяком случае, в это хотелось верить.

* * *

– А откуда ты родом? – спросил Риттер. – Я никак не могу понять происхождение твоего акцента.

Дарби по-доброму улыбнулся.

– Из Ишантры.

Воцарилась тишина. Для Сеглера это тоже было новостью. После довольно долгой паузы Тимаш сделал вывод. Очередной неправильный вывод.

– То есть повезло, ты свалил до Катастрофы.

Дарби медленно покачал головой, помолчал еще несколько тягучих минут и все же начал неторопливый рассказ.

– Я вырос на ферме. Богаты мы не были, бедны тоже, обычная семья. Тяжелый труд давал свои плоды. Мне всегда нравилось работать на земле, с детства. Но отец отправлял меня к жрецам, в школу, так что я умел читать и считать. Именно потому отец брал меня с собой на ярмарки. Эта была первой в году. Мы привезли два воза репы, здоровенной, как тыквы, и сладкой, как яблоки. Расторговались хорошо, и отец позволил мне погулять. Собственно, он дал мне немного денег и велел купить всякие мелочи – подарки младшим и матери, иголки и непременно пару мер гвоздей. Все это можно было купить и на самой ярмарке, но отец же понимал, что деревенскому парню в восемнадцать лет любопытно поглазеть на город. Вот я и глазел. Подарки купил, рассовал по карманам, а гвозди оставил напоследок. Денек был чудесный – ясный, солнечный, жаркий ровно настолько, чтобы это не раздражало.

Шел я по улицам, таращился на красивые каменные дома, храмы, да и на людей тоже. Женщины одеты были совсем не по-деревенски, так что было на что посмотреть.

Когда это началось, я толком и не заметил. Небо оставалось ясным, цветы на окнах так же пестрели, а люди начали меняться… то есть тревожиться, оглядываться по сторонам, кто-то в небо смотрел, кто-то шаги ускорял. И тут мне стало страшно. Просто так, без повода. Холодок по спине, словно смотрит кто-то недобрый. В животе все сжалось. Кровь от лица отлила. Страх переходил в ужас, и если бы только у меня. Люди превращались в толпу, а толпа, которой владеет паника, ужаснее вражеской армии. Тогда я этого еще не знал.