Битвы орлов

Полуденное солнце пылало в васильковом небе, укрощая кусачий мороз и устилая белый снег лиловыми тенями; воздух дрожал от колокольного звона и пушечной пальбы, возвещавших прибытие в Борго российского императора. У заставы он сел верхом, красуясь в преображенском мундире и двууголке с султаном перед толпой горожан, предваряемой генерал-губернатором Спренгтпортеном, и проехал под триумфальной аркой с надписью: "Александру I — защитнику просвещения и законов Финляндии. Его оружие овладело краем, а кротость покорила сердца".

Выкрашенная в грязно-красный цвет кордегардия у заставы напоминала сарай, "триумфальная арка" была обыкновенными воротами с прибитыми к ним сосновыми лапами, "дворец", отведенный императору, — двухэтажным домом бургомистра, который соединили с соседним домом холодным крытым коридором. Конечно, никто и не ждал особой роскоши в небольшом, почти сплошь деревянном городке, где всех красот — готическая церковь да ратуша, но если бы эта убогость сглаживалась богатством чувств! Щедрость солнца не находила отражения в лицах. Проследовав между двумя рядами войск, государь был встречен у крыльца депутатами сейма в главе с маршалом ДеГеером, державшим в руке жезл в синем бархатном чехле, с золотой короной на конце. Все словно отбывали тяжелую повинность; дворян было десятка полтора, по большей части родственники стокгольмских заговорщиков, священников — всего восемь, несколько дюжин людей разного звания: адвокатов, купцов, откупщиков, три десятка крестьян… Обед, который Александр пригласил их разделить с ним, оказался под стать всему остальному: рыбу подали вместе с мясом, мясо чересчур сдобрили пряностями, трюфели принесли после сливок, в рейнвейн клали большие куски сахару, зато померанцы промерзли и были горьки. Что ж, придется делать хорошую мину при плохой игре.

На следующее утро государя дожидались у крыльца четыре генерал-майора и четыре штаб-офицера, державшие балдахин из серебряной парчи с вензелем Александра. Торжественно отправились в церковь: впереди два финляндских герольда в расшитых серебром синих костюмах, за ними, по два в ряд, — депутаты, чиновники и генерал-губернатор, далее два российских герольда в зеленых нарядах с серебром, шляпах с красными перьями и звездами ордена Андрея Первозванного на груди и на спине, следом — император под балдахином в окружении петербургских чиновников. При приближении кортежа выстроенные в две шеренги солдаты брали на караул, трещали барабаны, играла полковая музыка, звонили колокола, стреляли пушки…

Этот гром сменился рокотом органа под стрельчатыми сводами. Государь взошел по ступеням к трону, привезенному из Москвы, под красным бархатным убором с российским гербом, вышитым золотой и серебряной нитью. Чиновники встали по обе стороны от трона, публика заняла свои места; священник отслужил обедню, а затем произнес чересчур длинную проповедь на финском языке — о верности и послушании, об истинном спокойствии и о любви к родине. Вряд ли ему удалось тронуть своим красноречием сердца соотечественников, в чьих лицах не читалось ни радости, ни печали, ни умиления — только сосредоточенность и внимание. Пропели "Тебе Бога хвалим"; под пушечную пальбу вышли из храма, оставив в нем балдахин, и в том же порядке проследовали в гимназию, где во втором этаже приготовлен был зал заседаний.

— Сей храбрый и верный народ благословит Провидение, установившее нынешний порядок вещей, — говорил Александр по-французски. — Возведенный отныне в ранг наций, под властью своих законов, он станет вспоминать о прежнем правлении, лишь дабы пестовать дружбу, воцарившуюся с наступлением мира. Я же пожну величайшие плоды своих усилий, увидев сию нацию спокойной извне, свободной изнутри, предающейся под сенью законов и добронравия земледелию и ремеслам, самим процветанием своим воздающей должное моим намерениям и прославляющей судьбу свою.

Спренгтпортен зачитал перевод этой речи на шведский.

Скрестив руки на груди, Сперанский стоял у стены и обводил присутствующих взглядом из-под полуприкрытых век. В зале были только дворяне и духовенство — купцы и крестьяне заседали в ратуше. Усталость, скука, недоверие — вот что читалось на этих физиономиях. Шведы не смирились с утратой Финляндии, Спренгтпортена считают предателем, зато финны устали от войны, и раз уж шведского короля объявили изменником отечества, с какой стати хранить ему верность? Короли меняются, пусть хотя бы законы остаются. Однако Александр наотрез отказался присягнуть шведской конституции 1772 года и был готов распустить сейм; Сперанский отговорил его от этого, сделав так, чтобы документ за подписью государя содержал лишь обещания.