Битва за Рим

Толпа приблизилась к алтарю, узкое пространство, разделяющее первый ряд горожан и пьедестал статуи сделалось крошечным. Засосало под ложечкой. Крассовский переглянулся с Каталиной, который снова отрывисто кивнул.

– В знак признания моих ошибок хочу объявить, что всех вас ждет бесплатная раздача зерна по пять модиев на человека или же денежная сумма, равная его стоимости! Провести раздачу хлеба я поручаю народным трибунам, – Крассовский обвел взглядом толпу, ища глазами народных трибунов, стремясь заручиться их поддержкой. Лишенные всяческих полномочий Суллой, трибуны потеряли в Риме политический вес, но наверняка были не против его вернуть.

Слова олигарха сработали сравни эффекту разорвавшейся бомбы. Заслышав цифру причитающегося каждому хлебного пособия, народ на площади буквально сошел с ума. Невиданная по своей щедрости хлебная раздача не шла ни в какое сравнения с прежними подобными практиками. Обычные праздничные раздачи зерна, меркли перед щедростью олигарха. Каталина, посоветовавший Крассовскому проделать подобный трюк, с ехидной улыбкой наблюдал за происходящим.

– Слава Крассу! – вскрикнул Каталина.

– Слава! – подхватила толпа.

Подобная щедрость стоил олигарху круглой суммы серебром прежнего Марка Красса, но на карте стояла его политическая судьба, отступать было больше некуда. Только овладев умами народа, он мог получить шанс продавить сенат, заставить их пересмотреть решение о назначении диктатором Луция Лукулла и тем самым легитимно прийти к власти! Из толпы вновь послышались призывы дать олигарху власть.

Дождавшись, когда толпа стихнет, Крассовский продолжил.

– Чтобы последовательно прийти к целям, которые я перед собой ставлю, я выдвину свою кандидатуру на должность диктатора интеррексу Флакку!

Слова были встречены волнительным ропотом, с осторожностью. У многих все еще были свежи воспоминания о Сулле, мало кому хотелось повторять дни террора и грабежа. Крассовский делал все, чтобы вызвать доверие горожан, но к его словам и обещаниям люди относились с осторожностью, народ колебался. Видя сомнения толпы, Марк Робертович тут же попытался развеять их.

– Только обладая безграничной властью диктатора, не оборачиваясь, не страшась преследования сената, я смогу выполнить свой долг и поднять Рим с колен!

Он обвел внимавших каждому его слову горожан взглядом, встретился глазами с человеком высокого роста, крепким, с грубыми чертами лица. Мужчина буквально впился в Крассовского взглядом, пожирая, не отпуская глазами ни на миг. Это бы народный трибун Марк Лоллий Паликан, который все время выступления олигарха внимательно слушал речь, но наконец решился заговорить. Он говорил громко, так, чтобы его слышали люди вокруг, привлекая внимание разгоряченной толпы.

– Когда ты говоришь про долг, Красс, ты имеешь в виду обобрать народ до ниточки? Отдать нобилям последнее, что у нас есть? Опустошить римскую казну до дна? Не это ли есть твой последний долг? – жестко, с напором спросил он.

Люди из толпы ахнули, заслышав слова любимца народа Паликана, который имел право разговаривать от его лица. Высокий голос трибуна отдавал медью, звенел, и несмотря на возмущения людей, собравшихся вокруг алтаря, олигарх отчетливо слышал каждое слово Марка Лоллия, пропитанное гневом и раздражением.

– Какую цель ты преследуешь, выступая перед толпой нищих горожан? И что ты будешь говорить, когда наступит черед говорить в сенате, когда вопросы тебе зададут нобили? Сенаторам ты наверняка не расскажешь про одну большую семью, про Рим, который следует поднять с колен, про единые права! Ты не отделаешься бесплатной раздачей зерна и пиром на площади Форума! Или там ты будешь рассказывать про одну большую семью знати и олигархов, прибравших к своим руках все блага Рима?

Толпа загудела. В воздух полетели ругательства, послышались первые проклятия. К алтарю Марса упали мелкие предметы, кто-то кидал куски еды. У ног Марка Робертовича упали обглоданные кости. Кто-то кинул косточки фруктов и дольки винограда. Крассовский попятился, уперся в статую Марса лопатками.

– Ты, выходец из плебейского рода Лициниев, человек, сумевший сделать целое состояние, наверняка должен понимать, что это было бы невозможно, цари в нашем государстве равноправие и устои большой семьи! – продолжал трибун.

Было в этом человеке нечто властное. В столь непростые для республики времена должность народного трибуна мог занимать только воистину сильный и мужественный человек. Сулла, сведя на нет значимость института народных трибунов на политической арене Рима, к тому же лишил избранников народа целого ряда полномочий и многих прав. Самым обидным из ограничений был запрет бывшим трибунам претендовать на какие-либо магистерские должности. Человек, становившийся народным трибуном, по сути ставил крест на своей политической карьере раз и навсегда.