Битва за Рим

Крассовский ничего не ответил, но теперь уже олигарх внимательно слушал Катилину. На заднем фоне растворились крики толпы. Нет, прямо сейчас следовало понять, куда заводит мысль квестора. Катилина завидел, что олигарх превратился во внимание, и продолжил с еще большим напором.

– Если ты хочешь удержать власть, стать властью, тебе необходимо создать свою опору, которая поддержит тебя в любых начинаниях! Тебе нужно собственное сословие, Красс! Эти люди прямо сейчас перед тобой! Те, кому не нужны золотые горы, счастье которых соизмеримо сыто проведенному дню и вольным думам! Это твой шанс, не упусти его, претор! – отрезал Катилина.

Слова квестора вскружили голову. Катилина умел убеждать. Каким-то образом этот человек смотрел гораздо глубже, чем мог только представить Марк Робертович. Коренной римлянин, патриций, этот человек варился в гуще политических событий Республики не один год и знал все существующие подковерные игры. Крассовский чувствовал, как пульсирует в его висках.

– Что нужно говорить, Катилина? – выдавил он.

Луций Сергий ответил хищным оскалом, как будто наперед знал, каков будет вопрос олигарха.

– Скажи, что когда ты станешь диктатором, ты спишешь с них все долги! Скажи, что ты сделаешь вольноотпущенников гражданами Рима, наделишь их всеми правами…

Марк Робертович вздрогнул. То, что предлагал Катилина, по сути значило положить начало войны. Катилина сошел с ума.

Глава 4

Рут! Неужели тот самый ответ, который я так долго искал, на самом деле лежал на поверхности? Мысль об этом обволакивала, казалась такой заманчивой, притягивала. Гопломах столько времени пытался донести до меня то, чего я не желал видеть в упор. Рут увидел то, что мне не удавалось понять и разглядеть. Вокруг чего я ходил не один раз, но каждый раз со всей тщательностью обходил стороной, в упор не замечал. Между тем, решение, на которое указывал мне гопломах, казалось настолько очевидным, что пугало своей простотой и надежностью. Казалось, с каждым принятым мною шагом оно становилось все более зрелым. Гладиатор, всегда и во всем привыкший полагаться на меня, и подумать не мог, что я не увижу столь очевидного решения. Именно в этом крылось кажущееся непонимание, возникшее между нами. Потому мне казалось, что мы разговариваем с ним совершенно на разных языках. Пойми я это раньше, сколько времени было бы выиграно, сколько ненужных действий удалось бы избежать тогда. Но так ли все было просто? Да и было ли это действительно так? Ответы только предстояло узнать. Пока же я старательно гасил мысли, не позволяя им овладеть своим сознанием. Чтобы делать выводы, иметь понимание, как поступать дальше, я должен был дождаться, когда в лагерь вернутся конные отряды моих бойцов. Пока все сводилось к предположениям, поэтому я старательно пресекал размышления, сводившие меня с ума. Что если ничего не подтвердится? Что делать тогда? Да уж, в голове с тех пор, как у нас с Рутом состоялся последний разговор, заварилась каша.

Мы вернулись в лагерь на рассвете. Вернулись первыми, но ни с чем. Уставшие, разбитые, вымотанные и промерзшие до ниточки. Гладиаторы из нашего отряда разбрелись по палаткам и отключились без задних ног. Провести верхом целые сутки напролет стоило дорогого. Никто не притронулся к вину, не стал есть горячее. Мы с Рутом двинулись к воротам, дожидаясь, когда в лагерь прибудут отряды Тирна, Лукора, Аниция и остальных. Наконец удалось переодеться в сухую одежду, согреться у костра, испробовать похлебки да смочить горло мульсумом. Вино и бульон прибавили сил, словно рукой сняло усталость после бессонной ночи и тяжелого броска. Рут то и дело залипал у стены, засыпая стоя, облокотившись о бревна. Впрочем, долго ждать не пришлось, первым из пятнадцати посланных на апулийские латифундии отрядов вернулся отряд Тирна. Всадники молодого галла показались при первых лучах солнца. Скакали рысью, Тирн скакал в первых рядах. Я почувствовал, как отлегло с сердца. Значит, с молодым галлом было все в порядке и мои опасения оказались напрасными. С другой стороны, одного взгляда на отряд было достаточно, чтобы понять – мой план с освобождением невольников с апулийских латифундий с треском провалился. Отряд Тирна шел к лагерю без невольников, которых галл должен был привести в наш лагерь.

Завидев всадников, солдаты, несшие караул, открыли ворота, запустили отряд внутрь лагеря. Тирн первым проскакал через ворота, завидел меня, остановил своего коня и спешился.

– Спартак! – поприветствовал он меня.

– Тирн! – я поприветствовал молодого галла в ответ.

Несмотря на изматывающий переход, Тирн выглядел бодро, он подошел ко мне и крепко обнял. Следом он обнялся с Рутом, проснувшимся от скрипа открывающихся ворот. От моего взгляда не ушло, что руки галла перепачканы в засохшей крови. Кровь была не его. Тирн не был ранен.

– Какие новости? Что получилось сделать? – не удержался я.

Тирн принялся разминать ноги. После долгих часов, проведенных верхом на лошади, мышцы затекли.